Первоначальное заглавие пьесы — «Губернские очерки. Царство смерти. Комедия в 4-х действиях» — с очевидностью свидетельствует о существовавшем у Салтыкова намерении ввести это произведение в свой первый цикл. Неясно, однако, хотел ли он включить пьесу в третий том «Губернских очерков», но опоздал, так как том этот вышел в октябре 1857 г., или думал начать «Смертью Пазухина» «собирание» четвертого тома «Губернских очерков». Так или иначе, но пьеса тесно связана с «Губернскими очерками» и не только первоначальным заглавием, но и местом действия (Крутогорск) и рядом персонажей (Фурначев, Разбитной, Доброзраков, Хрептюгин и сам Пазухин).

Вместе с тем «Смерть Пазухина» связана и с другим творческим замыслом Салтыкова конца 50-х годов — «Книгой об умирающих», над которой он начал работать, отказавшись от намерения продолжать «Губернские очерки» (об этом замысле см. в т. 3 наст. изд., стр. 554 и след.). Вряд ли приходится сомневаться, что, если бы этот новый цикл был завершен, Салтыков ввел бы в него и столь подходящую для него по теме «Смерть Пазухина».

Салтыков был убежден, что развитие страны, требующее коренных перемен в ее общественных порядках, столкнет в историческую могилу, вместе с помещиками-рабовладельцами и дореформенным приказным чиновничеством, также и других «ветхих людей» крепостнической России. Не избегнет этой участи и патриархальное купечество — один из устоев той же изжившей себя крепостнической системы.

Такой подход был полемичен по отношению к почвенничеству и славянофильству. Идеологи этих направлений усматривали в русском купечестве хранителя лучших сторон национального характера, быта, миросозерцания. Ап. Григорьев, например, в своих статьях об Островском превозносил «огромный по значению в общественной жизни и огромный же по значению историческому купеческий класс, <…> класс, составляющий, так сказать, цвет собственно народных соков, класс, в котором, при многих, может быть, комических сторонах, сохранились наиболее остатки народного быта и развились притом на свободе, широко, вольно. Со своей стороны, К. Аксаков видел в купечестве носителя «высоких нравственных преданий простоты, братства, христианской любви, семейного чувства» и утверждал, что купечество даст «добрый плод, творя теперь, и в ограниченной своей сфере, много истинно добрых дел».

В «Смерти Пазухина» Салтыков решительно отвергает эту идеализацию российского купечества. Купеческая среда предстает в его пьесе средоточием невежества, семейственной грызни, обмана, наглых преступлений. Той же печатью разложения и деградации отмечены и другие социальные силы — чиновничество (образ взяточника и лицемера Фурначева, предвосхищающий некоторые черты Иудушки Головлева) и опустившееся, ни на что не годное барство (генерал в отставке Лобастов, приживалка из «благородных» Живоедова и др.).

«Смерть Пазухина», утверждавшая в русской драматургии поэтику общественной реалистической комедии, резко противостояла либерально-обличительной драматургии конца 50-х годов. Развивая традиции гоголевского «Ревизора», Салтыков не дал в своей комедии ни одного положительного образа, в то время как, например, В. Соллогуб в «Чиновнике» (1856) нарисовал фигуру «идеального чиновника» Надимова, послужившую образчиком для целой галереи подобных «героев» либерального «обновления» России.