Салтыков доказывает историческую плодотворность «подвига и почина» — революционного дерзания и самоотвержения. Утверждение жизненного идеала активной переделки мира ведется на наиболее трудном и злободневном материале судьбы политического ссыльного, непосредственной жертвы «порядка вещей». Но эта тема требовала искусной зашифровки, ее нечасто удавалось затрагивать в легальной демократической печати (ситуацию, подобную описанной в начале «Годовщины», изобразил лишь Некрасов в стихотворении «Еще тройка» — 1867; см. также «Письмо двенадцатое» цикла «Письма о провинции» Салтыкова в наст. томе). В «Годовщине» эзоповским прикрытием запретной темы послужил мемуарный экскурс.

Как и другие произведения Салтыкова этих лет, «Годовщина» звала «детей» к идейной стойкости, к верности традициям революционеров 60-х годов и утверждала «энтузиазм к добру и истине» в качестве подлинной основы человеческой красоты.

Добрая душа

Впервые — ОЗ, 1869, № 3, стр. 130–140 (вып. в свет 10 марта), с цифрой «V», относящейся к циклу «Для детей» (см. выше).

Рассказ «Добрая душа» связан с воспоминаниями Салтыкова о вятской ссылке, с ее двадцатой годовщиной — см. выше комментарий к рассказу «Годовщина», — и написан, вероятно, также во второй половине 1868 г. Их объединяет обращенная к молодому поколению проповедь «горения сердца», душевной открытости всем горестям и бедам народным.

В «Доброй душе» Салтыков ставит ту же проблему «о народе историческом» (как он выразился в известном письме 1871 г. в редакцию «Вестн. Европы»), которую одновременно разрабатывал в «Истории одного города»: о темноте, пассивности и ожесточении масс. Причины народного «глуповства» писатель усматривает в «узах тесных» — в вековом бесправии, забитости и нищете русского крестьянства.

Образ героини рассказа — Анны Марковны Главщиковой восходит к одной из вятских знакомых Салтыкова. Ранее она была выведена в «Губернских очерках» под именем Пелагеи Ивановны (стр. 113–114 и 241–247 в т. 2 наст. изд.). Влияние этой «доброй души» на свое духовное развитие Салтыков всегда оценивал очень высоко. Горестные монологи Анны Марковны о крестьянской доле (перекликающиеся с речами Якима Нагого в «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова) звали передовую молодежь проникаться нуждами и страданиями народа и обращаться к нему со словами правды о его положении и истинных интересах (в этом отношении монологи Главщиковой предвосхищают речь учителя-демократа Крамольникова к крестьянам в рассказе «Сон в летнюю ночь» — 1875; т. 12 наст. изд.). Облик и миросозерцание простой женщины, возвысившейся в своей «работе мысли» до понимания социальной обусловленности нравственной жизни человека, убеждал читателя-друга в возможности и успешности революционно-просветительной работы в народе.

Рассказ был сочувственно встречен критикой (см. стр. 614).

Испорченные дети

Впервые — ОЗ, 1869, № 9, стр. 273–310 (вып. в свет 12 сент.), с цифрой «VI» перед заглавием, относящейся к месту рассказа в незавершенном цикле «Для детей» (см.