Шофер, худой, сухой человек, опустил руку с отверткой в эту дырку, вследствие чего стали разлетаться маленькие искорки, созвездие Медведицы среди бела дня! На что «праматерь», «деревенская венера» истерически завизжала, пусть мужчина сейчас же прекратит искрение, ей уже 40 лет, и у нее и так истощенная нервная система. Шофер уже задвинул обратно металлическую пластину, подошвой подтолкнул резиновую плиту. Взглянул на женщину. «Откуда мне знать, что у вас истощенная нервная система». И пошел вперед к кабинке; они поехали.

Затем «раскисший Синдбад» пересел на 15-й, устремляясь в сердце города, потому что на днях углядел место, где торгуют елками, и оно завоевало его симпатии. «Оно завоевало мои симпатии. Так бывает. Кто-то что-то видит, и готово: кончено: они возникли». Надпись крупными буквами нескафе напомнила о господине Петере. (Господин Петер — со своими звонками от самоубийц! «Дела у парня уже идут на поправку», — сказал он деликатному мастеру о том, кого он, мастер, и не знал даже, только один раз «подслушал». «Я все больше подозреваю, что под действительностью я понимаю то, что может быть расследовано полицией. Все или ничего». Как жаль.) Растворимый кофе господина Петера сравним разве что с кофе господина Банга (кот наплакал). Они уже давно планируют засесть на каком-нибудь отрезке пространства с террасой и потрепаться за пивом о том о сем. «С этих пор, дорогой мой старичок, — сказал он тихому человеку, — я. каждую точку (т. общепита. — Э.) рассматриваю с той стороны, можем мы с тобой там засесть на террасе или нет. Мало того. Я даже фактор температуры принимаю во внимание. Например, если солнце будет светить, а пальто будет довольно теплым, можно или нет, и т. д.; здесь много переменных…» — «Да скоро снова будет тепло», — сказал господин Петер.

Небо нахмурилось, наступила странная предполуденная тьма: праздничная и страшная. «Друг мой, это как немцы чрезвычайно мило говорят: doppeltgemoppelt. (? — 3.) Праздничное всегда страшно». Вспомним хотя бы кричащую драпировку, а вверху, на накрытом столе, пластмассовый поднос, кувшин для воды и шесть стаканов! «Друг мой, стаканы для воды! Из них кто-нибудь вообще пил?!» И состав праздничной рождественской елки соответствует составу распятия…

Продолжим описание природы: вот видите, в этот самый важный христианский праздник даже зимняя природа накидывает праздничный капюшон. Есть трудности переходного характера: снег был скорее дождем со снегом, но по крайней мере пошел. Магазины и витрины сверкали волшебным светом от множества дорогих подарков. По улице Ваци шествовали элегантные женщины. «И в этот момент, друг мой, тот случай с той женщиной, в феноменальной, темно-синей шляпе с широкими полями!» Шляпа с широкими полями — его слабость, в основном из-за тени, которая падает на верхнюю часть носа и щеки! (Боже мой, сколько мотивов! Если бы я был другим человеком, то возмутился бы: это уже не мотивы, это шляпный салон! Я еемь Сущий.)

Стройность женщины, наложенная пудра и краска, намеренно раскачивающаяся походка — создавали впечатление недоступности. «Мужская красота, друг мой, — поделился он тяжело доставшимися знаниями, — мужская красота — не что иное, как постоянное мерцание взгляда! Да, но эта женщина! Она была, как бы это сказать, так красива… что ее можно было представить только очень умной». Это не шутки какие-нибудь, а излучение совершенства, то есть вещи глубокие.

Мастер практически выскочил из улицы Регипошта. Я говорю так не в оправдание. Начавшийся снегопад или снегопад с дождем вообще-то не представлял собой ничего особенного, если не брать в счет Рождество. В тот момент мимо проходила упомянутая женщина.