Он помолчал, помолился про себя. Его не торопили, не перебивали.

— Я так думаю, — снова заговорил Севастьян Глебов, оглядывая своих людей одного за другим, — помочь светлейшему князю Мстиславскому мы поможем. Но главная наша задача будет — в живых остаться. Падет замок — хорошо. Не падет — Бог с ним!

— Потери среди нас большие будут, — подал голос Лука Лукич. — Не обойтись без крови. Они вон как издалека нас всех обстрелять могут, ливонцы-то! Пока подбираемся к ним — многих потеряем…

— Я не могу взять всех на Москву, — продолжал Глебов. — Я уж и так, и эдак в голове вертел, братцы… Многие из вас осуждены и прощения в любом случае не получат, даже если и было оно обещано. Не хочу дурно говорить о начальниках наших, но… Вас на смерть отправили. Давайте так решим. Для начала выберем — кто уйдет на Запад, а кто, если Господь в живых оставит, все-таки вернется на Русь. Покажись, кто уверен в том, что на Москве ждет его казнь лютая или тюрьма вечная?

Больше десятка человек подняли руки. Только семь или восемь оставались довольно спокойными. Глебов кивнул, как будто ничего другого он увидеть не ожидал.

— Так я и думал. Кого смогу — отпущу под тем предлогом, что убит. Уходите за Ревель и дальше, ищите себе новой судьбы.

— Нам нигде теперь жизни не будет, — сказал здоровяк Медведь.

— В Англии очень нужны моряки, — вспомнил Иона. — У господина Флора там друзья остались… Вот бы им письмо написать, чтобы они, значит, наших-то ребят к себе взяли…

Поднялся дружный крик радости. Люди не верили в собственное избавление. Кто-то плакал, кто-то целовал Севастьяну плечи.

— Пустите, черти, — отбивался Глебов, — я ведь еще ничего не решил. Я ведь еще письма не написал… Да вас еще в Англии никто не принял, чему радуетесь?

Но его не слушали.

Чему они так обрадовались? — хмурился Мстиславский, который слышал шум, поднявшийся у глебовского костра. — Что он им пообещал? Царство Небесное в ближайшие дни и по сходной цене? Или славу на Москве, со звоном колоколов и царской милостью? Знать бы…

Конечно, князь Иван Мстиславский даже не догадывался о том, какой план состряпали хитроумные каторжане и их молодой командир.

Несколько дней осады протекли довольно скучно. Из замка иногда постреливали. Ядра падали в ржавую воду и поднимали вонь и тучи отвратительных брызг. В ответ из русского лагеря тоже пускали снаряды. Один или два взорвались под самыми стенами, но тоже без толку, только булыжники немного поцарапало.

Мстиславский велел собирать порох, чтобы команде Глебова было чем взрывать стены. Солдаты в лесу уже валили тонкие сосенки, чтобы настилать гати — иначе к стенам было не подобраться с той стороны, где засело русское воинство.

Между тем съестные припасы заканчивались, и в войске царило мрачное настроение. Некоторые умельцы ловили белок и ставили силки на птицу, но накормить всех голодных едоков было невозможно.

Постепенно дорога к стенам замка росла. Готовились осадные лестницы, вязались из прутьев укрытия — чтобы защищать головы штурмующих хотя бы немного от льющегося сверху кипятка, смолы или летящих камней. Понятно, что от ядер такой щит не укроет, но все-таки с «крышей» над головой хоть чуть спокойнее.

Под покровом ночи, привязав к спине эти щиты, подобрались к стенам замка Вайсенштейн глебовские голодранцы.

Времени у них было в обрез, — и факелов решили не зажигать, копать на ощупь. Ночь специально выбрали безлунную, темную.