Я ученый, поэт — что угодно, только не колдун. Удивительное дело, но я уже много лет занимаюсь магией, не обладая никакими оккультными талантами.
— А разве для того, чтобы заниматься магией, нужны особенные таланты? — спросила Соледад, лениво растягивая слова.
— Как видишь, нет, — с легким самодовольством ответил Ди. Для него трезвая оценка собственного мистицизма являлась одновременно и предметом небольшой гордости, и поводом для огорчений. — Моя стихия — знание, наука, обучение. Я обуреваем жаждой познать все. Как все истинные поэты, я руководствуюсь видением реальности, которое значительно отчается от обычного мира — места обитания обыкновенных людей. Я изучаю магию потому, что я — поэт и она дает мне ключ к другой форме существования.
— А чем тебя не устраивает твоя форма существования? — спросила Соледад Милагроса.
— Она… скучна, — выговорил Джо Ди самое страшное для себя слово.
Соледад опять засмеялась глухим смехом.
— Хорошо! — воскликнула она. — Ты мне нравишься, и я не буду требовать от тебя ни ласки, ни большой платы. Мне стало любопытно. Ты хочешь, чтобы я смотрела в кристалл? О, сколько всего я смогу увидеть в кристалле — если для того, чтобы разглядеть человека насквозь, мне достаточно лишь бегло взглянуть на него!
* * *
Мать Джона Ди, госпожа Уэлшмен, отнеслась к Милагроса так, как и все ее соседки — независимо от того, поддерживали они с этой дамой дружеские отношения или находились с ней в состоянии войны.
— Кого ты привел? — не стесняясь присутствием гостьи, шипела госпожа Уэлшмен. — Что это за пугало с ярмарки?
Соледад стояла на пороге, расставив крепкие босые ноги, и с интересом разглядывала чистенькую, типично английскую кухоньку госпожи Уэлшмен, развешанные по стенам и начищенные до блеска медные ковши и тазы, расставленные по полкам глиняные и даже фаянсовые кружки и плошки. На печи, сложенной из камней, стояли два котла, большой и поменьше. В углу, в мешке хранилась фасоль, а рядом, прикрытые рогожей, лежали кочаны капусты, похожие на отрубленные головы.
— Матушка, это Милагроса, — сказал Джон Ди, не обращая внимания на возмущенное пыхтенье своей матери. — Она поживет у меня немного. Я нуждаюсь в ее помощи.
— Я ожидала, что ты женишься и оставишь свои глупости! — объявила мать. — Столько сил, столько денег было выброшено на то, чтобы ты получил образование, — и вот результат! Чем ты занимаешься?
— Я побывал у ее величества и предложил ей мое новое изобретение, — защищаясь, ответил Ди. — Ее величество готова профинансировать мою работу, если увидит, что я действительно могу добиться успеха…
— Ее величество считает тебя шарлатаном, — выпалила госпожа Уэлшмен. — Лучше бы ты изучал богословие!
— Ну уж нет, матушка! — возразил Ди. — Это весьма опасное занятие в наши дни. Никогда не знаешь, кого начнут жечь следующими: католиков или протестантов.
— И католики, и протестанты совершенно одинаково жгут и вешают колдунов, — прошептала госпожа Уэлшмен. — Берегись, сын мой, как бы тебя не г обвинили в занятиях черной магией. Когда ты один просиживал над своими чертежами, мы всегда могли объяснить, что ты занимаешься математикой или астрономией. Но после того, как в доме поселится эта чертовка, нам больше никто не поверит.
— Я не маг! — сказал Ди. — «Маги» занимаются злыми вещами, а я — не злой! Я желаю беспредельного развития человеческого разума и благоденствия моей родины! Надеюсь, это не предосудительно!
С этими словами он повернулся и вышел из кухни, таща за собой Соледад Милагросу. |