– Ну что же, меня действительно следует опасаться. Я нисколько не боюсь пустить в дело пушку. И никаких больше разговоров о девушках. Ни с кем ты встречаться не будешь. Ты просто пытаешься сбежать. Скажите пожалуйста, он хочет убедиться в том, что старика надежно заперли, – одно сплошное вранье! Все вранье. Просто ты хочешь от нас сбежать. Только это тебе не удастся, вот увидишь. А ну, полезай вниз, а не то я начну стрелять.
Он был до крайности возбужден. Револьвер буквально прыгал в его руке, когда он его вытащил. Я вполне мог допустить, что он готов пустить его в дело. Мне кажется, ему хотелось почувствовать силу, которую дает человеку оружие. Ему необходимо было это ощущение, потому что он был испуган, и это делало его опасным. Я сел на ограждающую стенку шахты, притворяясь спокойным, хотя никакого спокойствия не чувствовал.
– Попробуй хоть немного соображать, Дэйв, – сказал я ему. – Ну, стреляй, тебя же будет слышно за целую милю. Убьешь ты меня, ну и, что?
– А у меня он с глушителем, – сказал Дэйв, поджав губы и сложив их в улыбку.
– Ну ладно. Но имей в виду, если ты меня убьешь, Менэк для тебя ничего не сделает. Я ему нужен.
– Убивать я тебя не буду.
– Ну, положим, ранишь – все равно тебе будет плохо. Менэку нужно, чтобы галерея была открыта немедленно. А куда годится раненый шахтер? От него не больше пользы, чем от мертвого.
Дэвид рассмеялся:
– Я отлично стреляю, и человек прекрасно сможет работать, если отстрелить у него пальцы на ногах. – Его голос превратился в какой-то противный скрежет. -Ради Господа, парень, полезай вниз, или ты действительно хочешь, чтобы я тебя изувечил?
Дэвид начал поднимать револьвер. Вид у него был достаточно решительный. Он действительно был способен выстрелить. Я пожал плечами. Что тут можно было сделать? Мне еще понадобятся мои ноги, если я хочу вызволить отсюда Кити. Револьвер продолжал подниматься. Дэвид весь дрожал, так ему хотелось выстрелить. Глаза у него остекленели. Меня прошиб пот.
– Ладно, Дэйв, – быстро сказал я, когда черное дуло было нацелено на мою левую ногу. – Я спускаюсь.
Он, похоже, меня не слышал. Я видел, как напрягся его указательный палец на спусковом крючке.
– Ладно, Дэйв! – заорал я.
Стеклянный блеск исчез из его глаз, когда они встретились с моими. Потом он посмотрел на револьвер в своей руке. Медленно, почти неохотно он опустил руку, и она повисла вдоль туловища. Лицо его покрылось потом. Он был словно в помрачении.
– Ну, пошел вниз, – велел он почему-то хриплым голосом. Силы, по-видимому, оставили его.
Я стал спускаться в шахту. Каменные опоры для рук намокли, и руки скользили. Меня охватили темнота и звуки капающей и льющейся воды. Внешний мир сократился до белого пятнышка света там, наверху. Луна стояла так низко над горизонтом, что ее лучи в шахту не попадали. Темная фигура Дэйва загородила светлое пятно, и теперь каменные стены освещались только его фонариком.
Когда мы вернулись в убежище, он закрыл вход и запер его на засов. Затем он заставил меня сесть по одну сторону нашей камеры, а сам уселся по другую, держа револьвер на коленях и не спуская с меня глаз. Я зажег еще одну лампу и сидел, думая о Кити. Стрелки моих часов медленно приближались к трем.
Черт бы побрал этого труса валлийца! Она ведь будет меня ждать. Будет думать, что я не пришел потому, что сержусь на нее. Боже мой, она способна на все, что угодно, если я не приду. Перед моим мысленным взором вмиг возникла картина: вот она сидит перед очагом, глаза сухие, тело сотрясается от рыданий. Она винит себя за то, что произошло. В таком состоянии ее никак нельзя оставлять одну. Если мы не встретимся, она может… Я отбросил от себя эту мысль. Она придет в тайник, как делала это раньше. |