Через несколько минут мне стала понятна задумка, когда лысый легард окунул получившийся сосуд обратно в печь, а оттуда в какую-то труху. Извлеченная из трухи чаша оказалась вытянутой, с двойными стенками, несоприкасающимися между собой, с вкраплениями тонких извилистых дорожек от добавленного в стекло золота.

Легард с хитрой ухмылкой посмотрел вверх, словно давно заметил наше присутствие. Затем он дунул в чашу и подбросил ее вверх.

Не смотря на мои ожидания, она не упала обратно, а величественно воспарила, установившись на перилах и радуя глаз красно-желтыми языками пламени. Огонь, не смотря на небольшие размеры сосуда, в доли секунды нас согрел, хотя само стекло оказалось холодным.

— Это особенность всех таких изделий, — пояснил Рэнд, прикладывая мои пальцы к выгнутому боку. — Они греют, но не обжигают. Чем дальше ты стоишь, тем сильнее жар. В этих местах это особенно радует.

— Да уж! — согласно кивнула я, поплотнее закутавшись в одеяло и глядя на то, как дракончик с упоением крадется уже к чаше.

Не смотря на энтузиазм ответа, я меньше всего думала о холоде. Мало ли какие бывают трудности. Что там холод! В другом месте все было бы иначе, но не факт, что лучше!

Дракончик наконец добрался до огонька, кое-как взобрался на гладкий бок чаши и довольно ухнул в пламя. В первую секунду я сильно испугалась, но ни воплей, ни запаха жареного не последовало. Наоборот, питирин с упоением крутился волчком, прыгая на месте. Наблюдая за ним, даже начало казаться, что он чуть увеличился в размерах за эти несколько мгновений.

— Он будто подрос, — озвучил мои мысли киашьяр.

Я только растерянно кивнула, в то время как Рэнд словил мой подбородок двумя пальцами и заставил посмотреть себе в глаза. Уж не знаю, что он там хотел увидеть, потому как в голове не было ни единой мысли, а от его взгляда, внимательного и всепроникающего, даже дух перехватило.

Наверное, он тоже не понял, что произошло. Просто миг был такой или в чашу кроме пламени оказалось примешано какое-то колдовство, но поцелуй получился неожиданно для нас обоих.

Это был прохладный весенний день, убаюканный журчанием воды в ручье и стрекотней наглых кузнечиков, со вкусом теплого, нежно-сладкого меда, с горчинкой травы и ароматом клевера. Утопающе-затягивающее действо, которое не дает думать, не позволяет двигаться, отрывает от тела душу и уносит куда-то туда, вверх. И только прокатывающаяся по телу дрожь, которого вроде, как и нет, возвращает назад.

И радость. Она зарождается в сплетении губ и осторожном переплетении рук. Она проникает под кожу и зажигает кровь, ускоряя ее ток. Она согревает даже заледеневшие пальцы на ногах.

И она заставляет тело жить своей жизнью, не отчитываясь перед разумом…

Я обняла Рэндалла под камзолом руками, чувствуя под пальцами гулкие удары сердца. А он продолжал осторожно и одновременно как-то умело и в то же время коварно пробовать мои губы на вкус.

И когда легард вдруг остановился, то это оказалось для меня полной неожиданностью. Рэнд же не только прервал поцелуй, но и ловко вывинтился из моих объятий, оставляя за собой ощущение напряженной холодной стали. Даже во взгляде вдруг появилось что-то твердое и решительное.

Я могла только растерянно хлопать ресницами. Убежавшие мысли еще не успели вернуться, а гордость — сообразить, что собственно произошло.

— Глупо было тебя сюда вести, — хмуро сообщил мне легард. — Ты, наверное, устала. А я тебя сюда притащил. Пойдем в дом.

Рэндалл подхватил чашу с воркующим там о чем-то своем, огненном, питирином и повел меня в обратную сторону, не дав опомниться и хоть о чем-то спросить.