А поднявшееся наутро благословенное солнце осветило картину вчерашней бойни. Равнину за городской стеной усыпали горы тел — трупы людей, нелюдей, белесых демонов. Перед горожанами стояла задача с почетом похоронить по лантийскому обряду павших защитников и устроить погребальный костер для белых демонов, ни один из которых не был взят в плен, правитель Ланти-Юма герцог Бофус, вышедший из сражения живым и невредимым, понятия не имел, как подойти к решению этой проблемы, и предпочел обратиться за помощью к ордену Избранных, чего лантийцам, привыкшим относиться к магам не иначе как с глубоким недоверием, делать вовсе не хотелось, и потому они медлили. Наконец группа смельчаков приблизилась к острову Победы Неса, чтобы встретиться на пирсе с горсткой растрепанных измученных мужчин в черных одеждах. Растратив почти все свои силы, пытаясь справиться с Грижниевым проклятием, чародеи смогли лишь на время уберечь трупы от разложения. Тем самым им удалось предотвратить массовую эпидемию. На большее они пока не были способны. Горожане ничуть не сомневались в том, что именно магия рассеяла грозную Тьму, но мнения относительно того, кому именно принадлежит честь называться Спасителем Ланти-Юма, разошлись. Многие усматривали в том заслугу непревзойденности Ваксальта Глесс-Валледжа. Кому еще могло быть под силу такое чудо? Но уверенности в том не было. Сам Глесс-Валледж — возможно из скромности — помалкивал, от Избранных же, как всегда, ничего нельзя было добиться.

В городе между тем царил полный хаос. За день многие здания превратились в госпитали, в которых залечивали свои раны герои битвы с вардрулами и поправляли здоровье изнемогшие от Тьмы. Хирурги и чародеи трудились, не покладая рук. На улицах было полно бездомных, голодных, потерявших рассудок бедняг, которые брели не разбирая дороги, по заваленным мусором аллеям и переулкам, мимо заброшенных алтарей Эрты, мимо выгоревших участков земли, где совсем недавно пылали огромные костры. Тут и там лежали трупы бексаев, зониандеров, дендеров, убитых ради наживы, а то и из-за их не вполне человеческой наружности. Наиболее совестливые не могли без слез сожаления смотреть на эти картины разрухи и запустения, радость победы затмило чувство жгучего стыда.

В городе начался голод. Мясники, зеленщики, бакалейщики, булочники давно уж позакрывали свои лавки; фермерский рынок исчез; закрылись харчевни. На оставшихся постоялых дворах и в тавернах еду предлагали по безбожной цене. В гавани не было кораблей, так что наладить поставку продовольствия было невозможно. Богачи, разумеется, не бедствовали, но те, кто победнее, уже заглянули в глаза голодной смерти. Проходили дни, и всерьез озабоченный плачевным положением своих подданных добрый герцог Бофус попытался перераспределить имевшиеся в городе запасы в пользу обездоленных. К несчастью, все его благие устремления ни к чему не привели, равно как и попытки обеспечить бездомных крышей над головой, захоронить умерших и вообще наладить хоть какой-нибудь порядок среди встревоженных и ропщущих людей. Даже для самых верных сторонников герцога становилось все более очевидным, что организационные способности их правителя гораздо ниже средних.

На фоне нарастающей смуты возвращение леди Каравайз Дил-Шоннет и трех ее спутников прошло незамеченным почти для всех, за исключением донельзя обрадованного герцога. Надо сказать, что Бофуса озадачила произошедшая с дочерью перемена, бледный и болезненный вид еще можно было объяснить долгим пребыванием во Тьме, но какова причина глубокой задумчивости и погруженности в себя? Действительно, появление Каравайз не привлекло сколь-нибудь существенного внимания горожан. Не вызвало ажиотажа и ее публичное заявление о роли, которую сыграл премудрый Уэйт-Базеф в избавлении от черного проклятия. Многие продолжали верить в то, что обязаны своим спасением Глесс-Валледжу — тем более что он красив и обаятелен, не в пример вечно ухмыляющемуся, пузатому и лысому Уэйт-Базефу… Впрочем, горожане предпочитали не касаться таинственных дел Избранных.