– Что это? – охнула она, но тут же взяла себя в руки и подняла на Достужу строгий взгляд. – Это что – для ворожбы? Мне такого не надо. Матери моей предложи, она по воде гадает, может, и это ей сгодится. Или жрецам кому-нибудь. Они богатые.

Последнее княгиня произнесла с явной досадой. При князе Велеборе смолянские жрецы добились права собирать в пользу святилища пошлины не с каждого десятого торга, а с седьмого, и сейчас это казалось Избране сущим разорением.

Она уже хотела вернуть блюдце, но Достужа замахал руками:

– Нет, нет, княгиня, это не для ворожбы! Стал бы я, торговый человек, ворожбой заниматься! – Он даже подтянул повыше пояс с таким видом, как будто защищал свое достоинство от неправедного поношения. – Здесь совсем другое дело! Это чтобы смотреть и свое лицо видеть. Ты погляди, княгиня. Там твой лик ясный отразится. Это из греческой земли привезено.

– Я про такое слышал! – сказал Ранослав. Вытянув шею, он старался со своего места рассмотреть вещь в руках у княгини. – Когда в Киеве был с отцом, у хазар такие видел. Они тоже маленькие льют и как оберег на поясе носят. Дескать, если встретится злой дух какой, то как глянет, свою же рожу мерзопакостную увидит и со страху копыта отбросит.

– Это называется «зер-ка-ло», – горделиво вымолвил Достужа. Название, как самое важное, он приберегал напоследок. – Купи, княгиня. Сама понимаешь, чудо не дешевое, но разве где еще такое найдешь? Оно, может, на всем свете единственное. Вон, и воевода твой говорит, что в ихних землях такого нет! – И он осторожно кивнул на Хедина, надеясь найти у него поддержку.

Избрана с сомнением посмотрела на блюдце у себя на коленях. Узоры на задней стороне зеркала были красивые и тонкие, выдавая высокое искусство мастера, вдоль ручки тянулись какие-то значки. Приглядевшись, Избрана узнала греческие буквы и нахмурилась, пытаясь извлечь из закоулков памяти, где сложен всякий ненужный хлам, основы греческой грамоты, которую когда-то в детстве изучала вместе с братом Зимобором, – главным образом для того, чтобы посрамить его своими успехами. Правда, надоело ей гораздо раньше, чем Зимобору: он научился и читать, и кое-как говорить по-гречески, а ее терпения хватило только на буквы. И теперь она кое-как разобрала: «А-на-то-лия же-на Фе-до-на». Подумав, княгиня догадалась, что это имя первой владелицы зеркала, для которой оно было заказано. Каким образом Анатолия, Федонова жена, рассталась с этой столь любезной женскому сердцу игрушкой? Да и жила она давненько: судя по виду, зеркало было очень, очень старым и много раз переходило из рук в руки.

Но гладкое отполированное дно притягивало взгляд. Избрана склонилась над ним, и на золотистой поверхности снова появилось пятно. Ее первым порывом было немедленно отшатнуться, точно из каких-то иных миров на нее глядел кто-то чужой и страшный. Но Избрана сдержала страх и вгляделась. Да, это она! Но только чистейшим и тишайшим летним днем, когда по яркому небу разлит солнечный свет, на поверхности спокойного озерка можно увидеть такое ясное, чистое, четкое отражение. Пожалуй, приятно будет всегда иметь у себя в ларе кусочек летнего озера, и зимой, и ночью способный хранить отблеск теплого светлого дня.

Избрана медлила с ответом, поглаживая кончиками пальцев завитки литых узоров. Желание иметь эту вещь боролось в душе с осторожностью. Что бы там ни болтал торговец, без колдовства здесь не обошлось. Но… Она еще раз глянула в зеркало и заново восхитилась красотой своего лица.

Еще не приняв решения, Избрана покосилась на Хедина. Она не намерена была покупать задорого, но и торговаться при дружине не хотелось. Сразу пойдут разговоры, что княгиня тратит серебро на безделушки, когда не на что снаряжать дружину.