– Я занят, потом! – крикнул Тибар, раздраженный бестактным вмешательством.

– Ваше Сиятельство, беда, ваш брат… – раздался встревоженный голос слуги.

– Дразмар! Что с ним?!

– Пропал, – донеслось из-за двери всего одно слово.

Уже не считая допрос пленницы столь важным делом, граф кинулся к выходу, чуть не сорвав дверной засов, распахнул дверь и тут же скрылся за нею. Танва осталась одна. Через пару секунд в замочной скважине вновь заворочался ключ. Девушка получила передышку, немного времени, чтобы придумать, как обмануть вельможу и выбраться из его дома живой. Надежды бежать не было: слишком крепкая дверь, да и на окнах решетки.

Однако реальность не соответствовала печальным картинкам, нарисованным девичьим воображением. Вместо старшего сына хозяина дома в комнату вошли двое слуг, одетых в темно-коричневые кожаные жилеты и с короткими мечами на боках. Не говоря ни слова, они грубо схватили Танву под руки и потащили к двери. Медвежья шкура, прикрывавшая прелестный стан, упала с обнаженного тела. Ее никто не поднял. Отчаявшуюся и уже не сопротивлявшуюся насилию девушку немного утешало, что ведущих ее в неизвестность мужчин совершенно не интересовала ее нагота. В их прикосновениях чувствовалась лишь грубая сила и стремление исполнить волю хозяина. Ни один из этой парочки не бросил на ее обнаженные прелести даже мимолетного похотливого взгляда.

Шли они недолго. Пройдя по небольшому коридору, девушка и ее «эскорт» свернули к лестнице и, спустившись на три пролета вниз, оказались в подземелье дома Ортанов. Каменные стены, поросшие плесенью и грибком, источали обреченность и сырость. Факелы не столько освещали темноту, сколько пугали яркими языками пламени и их зловещими отблесками, бесновавшимися на огромной стальной двери – единственной двери в мрачном подвале. Хоть Танва ни разу не попадала в подобные переделки, она сразу поняла, что ее ведут в темницу.

Видимо, у старшего сына графа появились неотложные дела, и он не мог продолжить разговор с нею в ближайшее время. Но оставлять невольницу в гостевых покоях показалось вельможе опасным и неосмотрительным поступком. День шел к концу, приближалась ночь, а, как известно, по ночам вампиры особо сильны. Тибар наверняка побаивался, что пленница не дождется его возвращения и сбежит, выломав прутья решетки, а заодно и полакомившись кровью парочки слуг. Девушка поежилась при мысли, что ей придется провести целую ночь в сыром каземате, да еще без хоть как-то согревающей тело медвежьей шкуры. Однако ее страхи оказались напрасными. Граф не был столь нелюбезен, чтобы заставлять гостью долго ждать. Ее вели не в промозглую, кишащую крысами темницу. За стальной дверью скрывалось то, чего она никак не ожидала увидеть…

Глазам девицы, чуть не потерявшей от страха сознание, предстал огромный зал, на стенах которого, подобно украшениям, были развешаны щипцы, кузнечные меха, кандалы, молоточки, зубила и прочие инструменты, которыми пользуются кузнецы или костоправы. Центр мрачного зала занимал широкий стол с хитрыми приспособлениями по краям, которые, как оказалось, были всего лишь тисками для рук и ног. Каминов было целых два, но ни в одном из них не горел огонь… пока не горел, как правильно догадалась девушка.

Без объяснений и без угроз, поскольку лишившаяся дара речи жертва ни о чем не спрашивала и не умоляла, слуги уложили ее на стол и, зажав конечности в тиски, удалились. С лязгом закрылась стальная дверь. Девушка осталась одна в огромном, холодном и темном зале, освещенном лишь парой еле горевших факелов. Она была беспомощна, беззащитна и чувствовала себя цыпленком на кухонном столе. Вот-вот должны были появиться подвыпивший повар или заспанная толстушка-кухарка, чтобы начать ее потрошить… Ожидание такого испытания, естественно, не придавало девушке сил, но плакать ей почему-то не хотелось, а взывать в пустоту с мольбами о помощи или пощаде было бессмысленно.