Они сбежали, но преследователи не отставали. Туча мошкары разрасталась. Эуэсин и Питъюк должны были обеими руками удерживать каноэ и потому не могли отмахиваться от насекомых, а те садились на лицо, лезли в глаза, забивались в ноздри, в рот. Через полмили поневоле пришлось сбросить каноэ на землю, чтобы отогнать мучителей.

Досталось и Джейми с Анджелиной. Нагнав товарищей, они тоже сбросили поклажу и неистово замахали руками.

— Не могу я! — закричал наконец Джейми. — Надо что-то придумать!

— Раскройте тюки. Достаньте запасные рубашки, — распорядился Эуэсин. — Оберните ими голову и лицо. Затяните потуже манжеты. Станет полегче. Надо идти дальше. Может, увидим у реки ивняк, тогда разложим дымовой костёр.

— Оставляем каноэ здесь, — прибавил Питъюк приглушённо: он уже обернул голову длинной фланелевой рубахой. — Быстро бежим. Надо находить топливо, пускать большой дым!

Засунув тюки под каноэ, ребята последовали его совету, и скоро уже мчались по равнине, точно за ними гнались бесы.

Измученные, чуть не плача от усталости, они забрели в какую-то долинку, по которой бежал к Большой реке ручеёк, и в этом укромном местечке увидели негустой ивняк. С жадностью дикого зверя тянули и рвали ребята зеленые ветки и скоро накидали их целую кучу. Дрожащими руками Эуэсин поднёс спичку к сухому мху, который он подсунул под ветки.

Ветки были зеленые, сырые, разгорались медленно и не давали тепла, но не тепла жаждали путники.

Жёлтый дым клубился над тлеющей кучей и низко повисал в недвижном воздухе. Один за другим ребята кидались в дым и, тут же вынырнув, кашляли, отплёвывались, вытирали слезящиеся глаза. На них мигом набрасывался новый рой мошкары и снова загонял их в дым.

Так они промучились несколько часов кряду. То задыхались от дыма, то доходили до неистовства от несчётных укусов. Когда наконец пришло спасение — сильный дождь, а потом и восточный ветер, — все четверо уже выбились из сил.

Таким счастьем было избавиться от гнуса, что они не замечали ни промокшей насквозь одежды, ни холодного восточного ветра и, пока Эуэсин их не поднял, в изнеможении лежали на пропитанных водой мхах.

— Надо возвращаться к каноэ. Если ветер разгуляется, они перевернутся, и все наши пожитки промокнут.

— Пускай льёт! Пускай льёт! — закричал Джейми. — Это ж надо — радоваться дождю! Вот уж не думал! Ладно, Эуэсин, ты прав, как всегда. Пошли.

В тумане, по мокрой тундре побрели они к брошенным каноэ. Пока дождь не кончился, нечего было и думать идти дальше; они забрались под лодки и, мокрые, дрожащие от холода, провели там остаток этого мучительного дня. К вечеру дождь поутих, лишь слегка моросило, и ребята вылезли наружу. Все мышцы у них одеревенели, лица распухли, и они совсем пали духом, но делать было нечего — пришлось тащить каноэ и всю поклажу в укромную долинку. С трудом опять разожгли костёр, но огонь был так слаб, что даже чаю не удалось вскипятить; выпили просто по кружке тёплой воды. Валясь от усталости, поставили палатку и забрались в неё.

Промокшие, сбившись кучкой, точно едва не утонувшие щенята, они в конце концов задремали, но прежде Питъюк несколько минут что-то бормотал по-эскимосски.

— Ты чего там. Пит? — спросил Джейми.

— Не смейся надо мной, Джейми. Я говорю старый шаманский песня, прошу дух ветра: дуй, дуй, всегда дуй.

— Смеяться над тобой? Послушай, Пит. Скажи мне слова, и я сам тоже запою. Пускай будет любой ураган, только бы не эта мошка!

То ли дух ветра внял заклинанию Питъюка, то ли путникам просто улыбнулось счастье, но ветер не ослабевал всю ночь и теперь задул с севера.