Царь Октамасад вместе со своими телохранителями и жрецами энареями находился возле городских ворот Нижнего города. За его спиной ласково шумел голубыми водами Понт Эвксинский, что совсем не отвечало его названию. Октамасад смотрел на стены Ольвии, а в его воображении уже плыли картины, как он приступом берет этот город. Штурмовые лестницы, зарево пожарищ, стоны раненых и крики победителей — сколотов, отчаяние обреченных жителей. Его охватило радостное возбуждение, какое он испытывал во время битвы, когда чуял запах крови. Он уже не знал, сколько скальпов врагов украшало круп его коня, сколько кубков было сделано из их черепов. Хотя каждого убитого он помнил, особенно выражение лица, когда душа покидала тело.

— Брат мой, что случилось? Зачем ты вызвал меня? — услышал он за спиной голос Орика.

Октамасад не любил младшего брата, предполагая, что, если со Скилом случится несчастье, Совет старейшин изберет верховным царем именно его, и лишь из-за происхождения, как сына сколотки Опии. А он слишком молод и неопытен, чтобы стать царем… Только помощь богов могла дать верховную власть ему, Октамасаду.

— Полюбоваться восходом солнца. Смотри, как оно блестит, — ярче золота. — Октамасад стоял в прежней позе, даже не повернувшись к младшему брату.

Орик удивленно посмотрел на среднего брата — не обезумел ли он? Вначале срочно послал гонца с требованием, чтобы он немедленно сюда приехал, а теперь говорит непонятные вещи. Уж не болен ли Октамасад?

— Это Гелиос выезжает на своей золотой колеснице, о цари скифов! — раздался почтительный голос, и Орик увидел незаметно подошедшего чернобородого мужчину в одежде фракийца. Странно, что охрана Октамасада так просто пропустила его сюда!

Этим утром, начавшимся столь необычно, Орик ощутил, что надвигается беда.

— Нет, это Гойтосир объезжает своего золотого коня, — возразил Орик, чувствуя неприязнь к фракийцу.

— Как будет угодно царям скифов. — Фракиец поклонился.

— Ты пришел… — Октамасад окинул фракийца недобрым взглядом. — Не побоялся смерти.

— Страшна не сама смерть, а ее ожидание. За порогом смерти она и вовсе не страшна. А ожидать, бояться смерти можно где угодно — это ее не ускорит и не отсрочит, — с вежливой улыбкой молвил фракиец. — Она придет, когда заблагорассудится богам.

— Ты больше похож на болтливого эллина, чем на фракийца. — Октамасад враждебно взглянул на мужчину. — Если ты меня обманул — то будешь молить о смерти как о благе, но она не будет к тебе спешить.

— Кто он? — Орик подозрительно посмотрел на фракийца, считая его виновником предстоящих событий.

Со стороны городских ворот послышались голоса, пение, музыка. Ворота открылись, оттуда вывалилась пестрая шумная толпа ряженых в козьи шкуры, что-то весело распевающих. Эти люди направились к морю. Впереди на шесте несли продолговатый предмет с круглыми шарами по бокам.

Фракиец тут же взял на себя обязанности толмача, объясняя происходящее:

— Сегодня празднуют Сельские дионисии — в честь Диониса, бога растительности, виноградарства и безумия. Мужчины одеты сатирами, женщины — менадами. Они поют неприличную песню козла, а впереди несут мужской фаллос.

— Что несут? — не понял Орик.

— То, чем мужчина удовлетворяет женщин ночью, — нашелся фракиец.

Скифы с удивлением смотрели, как мужчины прыгают, подражая козлам, хватают женщин. Выкрикиваемые ими слова были непонятны, но красноречивые неприличные жесты позволяли понять, что они означают.