– Да, мессир, час назад мы посыпали песком последнюю запись. Все до последнего денье, до последнего аметиста на вашей парадной перевязи там перечислено.

– Несите сюда ваши свитки.

Казначей вышел.

– А теперь, брат мажордом, – де Стопир вытянулся в струнку.

– Да, мессир.

– А теперь открывайте ворота.

– Ты тоже одноглазый? – спросил стражник, невнимательно оглядев Лако и прислушиваясь к звукам, доносившимся сверху. Он был удивлен, обычно здешних каменных глубин не достигали никакие внешние шумы.

– Нет, я не одноглазый.

Стражник снова вгляделся в паренька с ведром и черпаком.

– А чего ж ты нацепил ее? – угрожающе спросил он и поудобнее перехватил алебарду.

– Чтобы не промахнуться.

– Чего, чего?!

Лако зачерпнул раскаленной жижи из своего ведра и плеснул в лицо стражнику.

Когда тот стал с ревом метаться по коридору, ударяясь железными боками о каменные стены, уродливый юноша, улучив момент, воткнул ему свой кинжал между листами лат. После этого он снял фартук и повязку, они нужны были только для того, чтобы свободно приблизиться к громиле страднику, в общих чертах знающему разносчика, чтобы он не вздумал применить арбалет, висящий у него на стене за спиной. В узком коридоре спасения от арбалетной стрелы нет. Теперь надобности в маскировке не было.

Сняв с пояса бездыханного охранника связку ключей, Лако отпер дверь, за которой открывалась территория четвертой тюрьмы, вытащил из железного гнезда чадящий факел и вошел в сводчатый коридор.

Большинство камер пустовало, оказывается, не так уж много имелось у тамплиеров заклятых и опасных врагов. Пару раз из запечатанной толстенной решеткой вонючей темноты появлялись привлеченные светом жуткие распухшие хари. Они что-то бессвязно блеяли и бессильно плевались. Просидев в здешнем узилище два, три года, человек безвозвратно терял человеческий облик.

– Господин! – громко прошептал Лако, подойдя к одной из решеток. Он принюхивался, как животное, и волосы в ноздрях его носа нервно трепетали.

И господин выполз, услышав человеческий голос, это было как глас Господень. Ведь с ним здесь никто никогда не разговаривал. Все эти месяцы.

Долго, очень долго всматривался Арман Ги в лицо, которое невозможно было забыть.

– Ты?

– Да, я, господин.

– Ты пришел…

– Да, я пришел.

– Ты пришел меня убить?

– Нет, я принес вот это.

Лако достал из-за пазухи сверток с