С прилавков, выставленных перед домами, или прямо с лотков и тележек продавали марионеток, драгоценности, ковры, сувениры, специи, орехи, всевозможные фрукты и овощи.
Казалось, в этом городе все что-то продают. На огромных щитах над дорогой крутили рекламу карт таро, наладонников, салонов экзотических татуировок, пирсинга и росписи по телу хной. Весь город был одной живой, спешащей, пестрящей, гудящей, снующей и наводненной туристами сценой, запруженной людьми всех классов, возрастов, обликов и состояний. Казалось, здесь не то что яблоку, а ореху негде было упасть!
Но наконец, изнурительная поездка через шумный город подошла к концу, и мы выехали на магистраль. Только теперь я смогла слегка ослабить судорожную хватку — разумеется, не потому, что водитель сбросил скорость, ибо на самом деле он помчал еще быстрее — а потому, что движение стало менее плотным. Какое-то время я пыталась проследить наш путь по карте, но при отсутствии дорожных указателей это оказалось не так-то просто сделать. И все-таки я заметила, что водитель пропустил важный поворот на другое шоссе, ведущее прямо к тигриному заповеднику.
— Туда, налево! — замахала рукой я.
В ответ он пожал плечами и махнул рукой, беспечно отметая мое предложение. Тогда я выхватила словарь и лихорадочно зашуршала страницами, ища слова «налево» или «не туда едем». Наконец я нашла выражение «кхараби раха», обозначавшее «неправильная дорога» или «неверный путь». Но водитель только ткнул пальцем на дорогу перед собой и сказал:
— Быстрая дорога.
Я сдалась. Пусть делает, как знает, в конце концов это его страна! Наверное, он знает про здешние дороги больше, чем я.
Часа через три мы остановились в небольшом городке под названием Рамкола. Впрочем, назвать это место даже городком было бы преувеличением, потому что он мог похвастаться только неизменным рынком, заправкой и пятью домишками. Зато прямо за городком начинались настоящие джунгли, и я впервые увидела полноценный указатель:
ЯВАЛ. Заповедник живой природы.
Паксизаала Явал
4 км
Водитель вышел из машины и начал заправлять грузовик. Не отрываясь от своего занятия, он махнул рукой на рынок через дорогу и сказал:
— Поесть. Хорошая еда.
Я взяла с сиденья рюкзак и пошла посмотреть, как там Рен. Он развалился на полу клетки. Услышав мои шаги, тигр открыл глаза и зевнул, однако и не подумал подняться.
Войдя на рынок, я потянула на себя скрипучую облупившуюся дверь. Мелодичный перезвон колокольчиков объявил о моем приходе.
Из задней двери вышла индианка в сари и улыбнулась мне.
— Намаете. Любить пишу? Поесть?
— О! Вы говорите по-английски? Да, я бы хотела пообедать.
— Вы сесть тут. Я делать.
Клонившееся к горизонту солнце подсказывало, что хотя для меня сейчас было время обеда, для местных уже наступил час ужина. Женщина указала мне на стоящий возле окна маленький столик с двумя стульями, а затем исчезла. Я осталась одна в маленькой прямоугольной комнатке, набитой какими-то продуктами, сувенирами с изображениями соседнего заповедника и всякими необходимыми вещами, вроде спичек и инструментов.
Где-то в глубине дома играла индийская музыка. Я расслышала звуки ситар и даже узнала перезвон колокольчиков, но остальные инструменты остались для меня загадкой. Бросив взгляд на дверь, за которой скрылась женщина, я услышала звяканье посуды. Насколько я могла понять, этот зальчик находился в парадной части большого дома, а семья жила в задней половине.
Женщина вернулась неожиданно быстро, неся четыре глубокие тарелки с едой. Следом за ней шла девочка, и в руках у нее было еще больше посуды. От еды поднимался пряный незнакомый аромат. |