Даже генерал Элленби, ставший после войны верховным комиссаром в Египте, участвовал в поисках окончательного решения в споре между графиней Альминой Карнарвон и Министерством общественных работ Египта. Он понимал, что повторное вскрытие гробницы сулит немалые выгоды с точки зрения как политических интересов, так и контактов с общественностью, поскольку способно вывести из-под огня критики решение Великобритании взять Египет под свой контроль.
При условии, что Картер и леди Карнарвон формально откажутся от притязаний на свою долю сокровищ гробницы, им вполне могла быть предоставлена новая концессия на ее окончательную расчистку. Картер был недоволен таким оборотом дела, заявляя, что они с лордом Карнарвоном долгие годы проработали в Долине, не получив никакой материальной компенсации за понесенные расходы. Впрочем, он ничего не мог поделать, кроме как подать официальный протест. И вот 13 января 1925 г., спустя одиннадцать месяцев после того как он со своими коллегами положил инструменты и начал забастовку, Махмуд Бей Сидки, новый министр общественных работ, выдал Картеру как археологическому агенту, действующему от имени и по поручению графини Альмины Карнарвон, концессию сроком на один год. И поскольку правительству Египта принадлежало полное право на все артефакты, найденные в гробнице, оно обещало предоставить Картеру на выбор «дубликаты, наиболее репрезентативные для данного открытия, при условии, что такие дубликаты могут быть взяты из целого собрания без ущерба для науки».
Картер возвратился к своей деятельности в качестве главного археолога гробницы Тутанхамона, где и проработал еще семь лет, разбирая и расчищая ее. При этом концессия ежегодно продлевалась. За этот период в Египте пять раз сменилось правительство. Кульминацией этой чехарды стало возвращение к власти националистов, последовавшее в 1930 г., и одним из первых актов так называемого народного правительства было издание закона, запрещающего вывозить из Египта любые художественные ценности, обнаруженные в гробнице, причем это относилось в равной мере и к оригиналам, и к дубликатам. Не имело значения, какого рода были эти предметы и как они были найдены: закон был одинаковым для всех. Таким образом графиня Альмина Карнарвон лишалась — по крайней мере официально — возможности получить какие бы то ни было ценные артефакты из гробницы. Однако она не осталась с пустыми руками, поскольку осенью 1930 г. египетское правительство прислало ей компенсацию в сумме 36 000 фунтов — сумма, эквивалентная стоимости группы дубликатов из гробницы, выбранных Картером и оцененных независимым экспертом, бельгийским египтологом Жаном Капаром. Кстати, именно такой оказалась общая сумма затрат за семнадцать лет раскопок в Долине Царей.
Это положило конец деловому сотрудничеству Картера и «Карнарвон Эстейтс» с Египтом, несмотря на то, что британские египтологи не закончили разбора всех сокровищ гробницы вплоть до весны 1932 г. За исключением частной беседы с Ли Кидиком весной 1924 г., Картер никогда более не упоминал об открытии в гробнице папирусов, связанных с Исходом. Что ж, если во время стычки Картера с британским дипломатом в Каире в феврале — марте 1924 г. в позиции сторон действительно «были внесены коррективы, так что Картер решил молчать», мы можем понять, почему он всю жизнь хранил молчание об этом предмете.
Ставки растут?
Какой характер имели эти «коррективы» с Картером и как они могли гарантировать его полное молчание в столь важном деле, остается неясным. Было ли это простое обещание верховного консула поддержать Картера в его борьбе с режимом Заглуля, или же ставки были более высокими? Может быть, свою роль сыграли деньги или сверхсекретная информация о падении правительства националистов через несколько месяцев, что и позволило Картеру возобновить переговоры с новым министром общественных работ, который относился более благосклонно к выходу из этого затруднительного положения? Правду об этом мы едва ли узнаем. |