|
[10] Личный кабинет Фелльнера находился у северной стены. Они вошли, и Моника прошла к книжным стеллажам в стиле тяжеловесного барокко, позолоченным и инкрустированным дубом. Он знал, что все книги были коллекционными. Фелльнер любил книги. Его Беда Достопочтенный[11]девятого века был самым старинным и ценным из всех, которыми он обладал. Кноллю повезло найти ее в доме французского приходского священника несколько лет назад, священник был более чем рад расстаться с ней за скромное пожертвование для церкви и него самого. Моника достала из кармана жакета черный пульт и нажала на кнопку. Центральный стеллаж медленно повернулся вокруг своей оси. Из находящейся за ним комнаты пролился свет. Франц Фелльнер стоял посреди вытянутого помещения без окон, его галерея была хитро спрятана между пересечением двух больших залов. Крутые потолки и продолговатая форма замка обеспечивали хорошую маскировку. Толстые каменные стены были звуконепроницаемы, и специальное устройство очищало воздух. Внутри находилось еще больше витрин с экспонатами. Они стояли неровными рядами, каждая была подсвечена специально установленным галогеновым светильником. Кнолль прошел по проходу между витринами, обращая внимание на некоторые приобретения. Нефритовая статуэтка, которую он без проблем позаимствовал из частной коллекции в Мехико, так как предполагаемый владелец также украл ее из городского музея Ялапы. Ряд древних африканских, эскимосских и японских фигурок, экспроприированных из частной коллекции в Бельгии, военные трофеи, которые считались давно уничтоженными. Он был особенно горд скульптурой Гогена, стоящей слева исключительной вещицей, которую он освободил из рук вора в Париже. Стены украшали картины. «Автопортрет» Пикассо. «Святое семейство» Корреджио. Женский портрет работы Боттичелли.[12]«Портрет Максимилиана I» А. Дюрера.[13]Все это были оригиналы, считавшиеся утерянными навсегда. Оставшаяся свободной каменная стена была задрапирована двумя громадными гобеленами, украденными Германом Герингом во время войны и возвращенными от другого предполагаемого владельца два десятка лет назад; их все еще активно разыскивало австрийское правительство. Фелльнер стоял перед витриной с мозаикой тринадцатого века с изображением Папы Александра IV. Кристиан знал, что это одна из любимейших вещей старика. Перед ним на витрине стояла спичечница работы Фаберже. Крошечный галогеновый светильник освещал клубнично-красную эмаль. Фелльнер явно отполировал вещицу. Он знал, как его заказчик любит лично ухаживать за каждой ценностью, это давало больше возможности скрыть приобретения от посторонних глаз. Фелльнер с каменным лицом цвета цемента был похож на худого ястреба. На нем были очки в проволочной оправе, окаймляющие тонкой полоской металла подозрительные глаза. Конечно, часто думал Кнолль, в этих глазах когда-то пылал священный блеск идеализма. Теперь они поблекли, как у человека, разменявшего восьмой десяток, который построил империю на журналах, газетах, телевидении и радио, но потерял интерес к зарабатыванию денег, перейдя отметку в миллиард долларов. Его любящая состязаться натура направила свою энергию на другие, более закрытые и рискованные предприятия. Предприятия, в которых люди с множеством денег и железными нервами могли достигнуть бескрайних высот. Фелльнер выхватил выпуск «Интернэшнл дейли ньюс» из кармана пиджака и махнул им в сторону Кнолля: — Ты скажешь мне, зачем это было нужно? — Его голос был хриплым от бесчисленного множества выкуренных сигарет. Кристиан знал, что эта газета была в корпоративной собственности Фелльнера и что компьютер в другом кабинете был ежедневно перегружен новостями со всего света. Смерть богатого итальянского промышленника, безусловно, была достаточно значительным событием, чтобы привлечь внимание старика. |
