— Почему обязательно выгонять? — вполне осмысленно ответила несуществующая на ментальном плане женщина. Неужели люди не могут просто пасти для пауков отару?

— Вспомни Провинцию, Джарита, — отвернулся Найл, — Там поля и огороды на каждом свободном пятачке. Либо убираем поля и делаем пастбища, либо оставляем поселки, но тогда там будет негде пасти скот. Или люди, или овцы.

— А пауки…

— Все это было, было, было… Джарита, если я начну менять уклад жизни, мне придется либо каким-то образом избавляться от людей, либо начинать войну людей против смертоносцев, которую невозможно выиграть. Невозможно просто потому, что даже в случае победы в нашу ослабленную страну тут же заявится баронская конница. Год назад мы победили северян потому, что живем именно так как сейчас, и никак иначе. Посланник, не решаясь больше заглядывать в глаза Привратнице Смерти, обошел женщину кругом, положил руки ей на плечи.

— Ты знаешь, когда в пустыне самке тарантула нечем кормить паучат, она забирается в нору и позволяет детенышам съесть себя саму. Что теряют твои паломники? Десять лет жизни. Может быть, двадцать. В землях северян нет законов, подобных нашему, но и там люди редко переживают этот возраст. Смерть все равно приходит ко всем. Но танец, на который ты приводишь этих людей, лишает их страха перед небытием. Они знают свой час, они получают веру в свое бессмертие, своим поступком они дарят детям покой и безопасность на все отведенные законом сорок лет. И они встречают свой последний миг в празднике, а не муках и предсмертном ужасе.

— Я больше не могу, мой господин! — взмолилась Джарита. — Я больше не могу видеть их глаза, учить их танцу, провожать на праздник! Пусть это делает кто-то другой! Пусть делает тот, кто понимает, почему это нужно.

— Я чувствую боль в твоей душе, — правитель сжал пальцами ее плечи. И эта боль радует меня. Нет ничего страшнее, чем безразличие в том, кто провожает человека в последней путь. В моей стране нет никого достойнее тебя для этой обязанности.

— Пощади, Посланник! — извернулась женщина, но Найл отвернулся от ее молящего взгляда.

— Нет. Во имя тех, кто готовится к празднику, я не могу отнять тебя у них.

Правитель сделал несколько шагов вперед и произнес, стоя спиной к Привратнице Смерти:

— Я покинул караван сегодня утром. Завтра к вечеру они дойдут до порогов, утром сядут на корабли и до заката сойдет на берег. Праздник Единения случится ночью послезавтрашнего дня. Готовься.

Тронный зал освещался факелами. Обычно в темное время суток коридоры и залы дворца подсвечивались газовыми фонарями или свечами, но Тройлек уловил в мыслях гостей ожидание подобной «романтики» и позаботился о ее воплощении. Именно в угоду гостям для ужина вместо трапезной был выбран обширный и сумрачный тронный зал, ради них слуги сколотили длинный стол из струганных досок, который не стали покрывать скатертью. По счастью, вернувшиеся со звезд «предки» не мыслили еды без тарелок, вилок и ножей, и хотя бы этого удобства смертоносец людей не лишил.

Богатая кухня дворца почему-то решила обойтись на этот раз без салатов, и на широких подносах лежала в основном рыба — жареная, соленая, копченая, запеченная в ароматных листьях и очищенных кактусах. С мясными блюдами тоже обошлись скромно: несколько тарелок с длинными ломтиками жаркого, прикрытые круглыми салфетками горшочки, излучающие соблазнительные ароматы, да несколько туго перевязанных рулетов, подкопченных снаружи, но снежно-белых внутри.