|
– Милочка, да у тебя, как я посмотрю, с памятью совсем беда. Не от возраста ли? Я тогда никакого отношения к наследству не имела, я вон Наташенькой была беременна. – Веер качнулся в сторону юной особы, в силу возраста еще довольно стройной, но, очевидно, унаследовавшей от маменьки склонность к излишней пышности форм и здоровый деревенский румянец на премиленьком личике. Особа присела в легком реверансе. Смотрела она при этом не на маменьку и не на тетушку, а на Сержа. Во взгляде ее Август прочел изумленное восхищение. Определенно, кузен произвел на Натали впечатление.
А Коти услышала лишь то, что меньше всего желала услышать – тираду про возраст. Щеки ее пошли пунцовыми пятнами, скрыть которые была не в силах даже пудра. – Тоша! – взвизгнула Кутасова. – Тоша, ты слышишь, что говорит эта… – Она не договорила, привычно притопнула ножкой. – Дамы, прошу вас… – подал голос затаившийся в кресле Антон Сидорович. Голос его звучал несмело, с мольбой. – И Антоша тут! – Матрена Павловна развернулась всем телом, колыхнулся массивный бюст, снова сверкнули бриллиантовые сережки. – Дай-ка я погляжу на тебя, деверь ты мой дорогой! Сколько лет мы с тобой не виделись? Кажись, с похорон моего Петеньки. – Не были они на похоронах Петра Сидоровича, – ввернул Пилипейко, – не посчитали нужным, так сказать. – Нам из Перми в ваше захолустье далековато, знаете ли! – не преминула куснуть Коти. – Захолустье… – хмыкнула Матрена Павловна и велела: – Антошка, а ну покажись! Что ты там прячешься, давай хоть обнимемся по-родственному! Из своего кресла Антон Сидорович выбирался долго и с явной неохотой, а когда наконец подошел к Матрене Павловне, та бесцеремонно, совершенно по-мужски присвистнула: – Эким боровом ты стал! А раньше-то худющий был, что хворостина. Помнится, Петенька мой его двумя руками сзади за шею возьмет, как кутенка, да так, за шею, от земли и оторвет. – Матрена Павловна по-свойски подмигнула Августу и тут же спросила: – А вы небось тот самый сумасшедший гений, которого Савва при себе держал на манер европейских аристократов? – Отчего же сумасшедший, Матрена Павловна? – Обижаться на людей простых и глупых Август давным-давно разучился. – Смею надеяться, что до сих пор нахожусь в здравом уме и твердой памяти. – Так уж и в твердой? А по носу вашему сизому и не скажешь. – Она коротко хохотнула, довольная своей наблюдательностью. – Да вы не обижайтесь, господин архитектор, – добавила благодушно: – Я, знаете ли, тоже наливочкой вишневой не брезгую, хоть Анатоль и не одобряет… На Анатоля, тонкокостного, щегольского вида мужчину с напомаженными усиками и прямым, как бритва, пробором в черных волосах, дама посмотрела с нежностью и даже некоторой страстью, из чего Август сделал вывод, что видит перед собой нынешнего супруга Матрены Павловны, того самого, о котором не пожелал вспоминать поверенный Пилипейко. Супруг Анатоль был из породы тех мужчин, которые нравятся таким вот, как Матрена Павловна – богатым, властным, давно разменявшим юность на зрелость. Моложе своей влиятельной супруги он был лет на десять и казался почти ровесником пасынка. Пасынок с отсутствующим видом стоял в сторонке, интереса к возникшей родственной пикировке не проявлял. Пожалуй, в нем единственном угадывались черты кутасовской породы. Он был невысок, коренаст, взгляд имел цепкий, а наметившиеся залысины в скором времени должны были превратить его почти в точную копию почившего Саввы Кутасова. Пожалуй, этот персонаж пока что казался Августу симпатичнее остальных. Если в сложившихся обстоятельствах вообще можно говорить о какой-либо симпатии. |
