— Да ты что, это не мне! Одни мои знакомые ищут. Нет, у валютчиков они не хотят покупать.

Я пожала плечами. Что мне за дело до фанаберии каких-то ее знакомых? Но Янка позвонила мне на следующий день и измученным голосом спросила:

— Слушай, не знаешь ли случайно кого-нибудь, кто бы продал тысячу долларов?

— Что с тобой? Ты ведь меня уже спрашивала, и я тебе ответила, что не знаю! — рассердилась я.

— А, правда, я совсем забыла. О господи, самой мне ничего не приходит в голову, а они пристали как банный лист — найди да найди. Обещают очень хорошо заплатить. Ты и в самом деле никого такого не знаешь?

— Если ты меня спросишь об этом в четвертый раз — придушу и тебя, и твоих знакомых! И чего ты-то так переживаешь? Скажи им, что не знаешь, и дело с концом.

— Да разве от них так просто отделаешься? Насели на Доната, без конца морочат ему голову, а он мне. У меня уже сил нет.

— У меня тоже. Я сейчас очень занята. Мне надо найти одну такую маленькую штучку с дном.

— С каким дном?

— Непроницаемым для космических лучей. Чтобы оно отражало их.

— Спятила! — сказала шокированная Янка и повесила трубку.

И Янка, и ее тысяча долларов тут же вылетели у меня из головы, я ни на секунду не задумалась о них. А кто знает, может, и стоило?

* * *

Об ограблении супругов Ленарчиков мне сообщил мой старший сын. С Ленарчиками я не была знакома, только слышала о них и запомнила потому, что они исповедовали очень уж нетипичное отношение к сохранению своего имущества, а именно: проявляли крайнюю антипатию ко всем без исключения запорам и замкам и поразительное легкомыслие к прочности дверей, за которыми находилось их имущество.

— Нет на свете таких замков, которых не сможет открыть хороший вор, и нет такого тайника, который он не сумеет найти, — так, по слухам, рассуждал Бартоломей Ленарчик. — А чем больше ставят запоров и чем хитрее замки, тем больше возникает подозрений, что за ними найдется чем поживиться. А зачем же вызывать у людей подозрения?

За дверями супругов Ленарчиков очень даже было чем поживиться, хотя это добро и составляло лишь ничтожную долю состояния Ленарчиков, которое базировалось на двух столпах. Первый — разбросанные по всей стране многочисленные авторемонтные мастерские, оформленные на фамилии разных услужливых людей. Второй — приданое пани Ленарчиковой. До войны ее папаша — пусть земля ему будет пухом — владел миллионным состоянием, вложенным в прибыльные земельные угодья, и вовремя успел наделить этими угодьями всю свою ближнюю и дальнюю родню, друзей и хороших знакомых, благодаря чему фактически оставался владельцем угодий. Три его дочери получили в приданое многие квадратные километры садов, отданных в аренду и приносящих постоянный солидный доход.

Естественно, ни садов, ни ремонтных мастерских украсть было нельзя, чем, видимо, и объяснялась беззаботность их хозяина, пана Ленарчика. Она, эта беззаботность, передалась не только всем членам его семьи и домочадцам, но даже их собаке, которая не видела никакой разницы между знакомыми и незнакомыми, относясь ко всем одинаково дружелюбно.

Надо сказать, долгое время политика пана Ленарчика себя оправдывала. Непонятным образом зародилось и окрепло убеждение, что деньги Ленарчики держат в банке, драгоценности — в неизвестном и недоступном тайнике, а в доме никаких ценностей нет. Дом, в который любой мог свободно войти в любое время дня и ночи, не представлял никакого интереса, и преступный мир с удивительным единодушием обходил своим вниманием виллу на Саской Кэмпе.

В довершение всего шустрый отрок, сын супругов Ленарчиков, в распоряжении которого находился один из фамильных автомобилей, в третий раз потерял ключи от гаража, и, поскольку ему надоело возиться с ключами, он раз и навсегда решил проблему, вообще сняв с гаража замок.