— Вы никогда не задумывались, почему люди дают взятки? — спросила она неожиданно.
Мужчины, вполуха слушавшие ее до этого, встрепенулись.
— Неужто тебе предложили? — удивился муж.
— Причем, как ты понимаешь, без малейшего намека с моей стороны! — твердо заявила Маша.
— Какую сумму? — спросил Оболенцев.
— Ты имеешь в виду деньги? — растерялась Маша. — Нет, это была коробка хороших конфет.
— С точки зрения закона, это — не взятка! — пояснил Оболенцев. — Взятка — это использование должностным лицом служебного положения в корыстных целях. А ты, насколько мне известно, лицо не должностное.
— Хватит, хватит! — запротестовала Маша. — Я не взяла ту коробку конфет.
— Молодец! — похвалил ее Ярыгин. — Стойкий товарищ.
Оболенцев с нежностью посмотрел на жену друга, которая поражала его отсутствием в ней меркантильности, наивностью, верой в добро.
«Вот такую тебе надо было искать, — грустно подумал он, — а ты погнался за красотой, длинными ногами, стройной фигурой».
Маша устало зевнула, и Оболенцев воспользовался случаем, чтобы договориться с Ярыгиным о дальнейших шагах по распутыванию сложного дела.
— Может, мы отпустим хозяйку отдохнуть?
— Конечно, Машенька! — обрадовался Ярыгин. — Иди-ка ты баиньки. Тебе надо выспаться, завтра у тебя утренняя смена, рано вставать, а ребенку нужна здоровая мама, с крепкими нервами.
Маша была рада возможности отдохнуть, к вечеру она чувствовала себя сильно уставшей.
Она попрощалась с Оболенцевым и удалилась в спальню, где только кровать и осталась — вся мебель была вынесена в гостиную.
Мужчины, оставшись одни, молчали.
Оболенцев смотрел в окно на черное, без единого просвета небо, прислушиваясь, как дождь ритмично барабанит по карнизу.
А Ярыгин, прикрыв на всякий случай дверь, рассматривал кухню, словно прикидывал, во сколько ему обойдется ремонт. Особенно его заинтересовал опасно нависший над газовой плитой кусок штукатурки.
Внезапно Ярыгин очнулся и засуетился. Он достал фаянсовые кружки, поставил их на клеенку канареечного цвета с разноцветными кружками. Затем извлек большой кофейник и заварил крепчайший кофе.
— Куда тебе ехать в такой ливень. Оставайся у нас. Обговорим все как следует.
Веки у Оболенцева смыкались. Бессонная ночь брала свое. Но ему очень хотелось довести разговор до конца.
— А кто-то здесь сказал что-то против? — подражая одесскому акценту, проговорил Оболенцев. — Я могу и в кресле спать, особливо после такого коньяка. А если еще и кофе угостят с остатками этого божественного напитка, то будет совсем хорошо.
Заваренный кофе Ярыгин разлил по чашкам.
Оболенцев, не любивший очень горячий кофе, стал дуть на него, а приятель, воспользовавшись его молчанием, опять усомнился в предстоящем деле.
— Действительно у тебя ценный дар! — удивленно повторил он. — Любого уговоришь. Вот только информатор у тебя на сей раз уж больно ненадежный… Прокольчик может получиться.
Ярыгин весело посмотрел на Оболенцева. Тот неуверенно пожал плечами, мол, поживем — увидим.
— Нет, скажи, — не отставал он от друга, — как ты в конторе объяснишь: бывший делец, к тому же откинувший копыта в совдеповской тюрьме, передает из-за рубежа ценную информацию… Да тебя…
И Ярыгин многозначительно провел ребром ладони по горлу.
— Ну, ладно, хватит куражиться, — перебил его Оболенцев. |