Теперь врата были в один рост с Алешей – он протянул руку к их створкам. Едва коснулся вделанных в них колец, как они сами плавно стали перед ним раскрываться; нежный полнящий свет коснулся его лица…

– Прощай, прощай друг! – запело дождем и ветром золотистое облако, которое было когда–то Чунгом, – Меня ждет другой – мой бесконечный мир! И сейчас за створками ворот наши дороги разойдутся, но не на век – знай, что наши миры где–то пересекаются меж собой, и мы еще обязательно встретимся…

И вот ворота открылись полностью, и над ними раскинулось облачное, хранящее в своей бесконечности все сноведения и мечтания небо. Неописуемое в своем многообразии, нескончаемое, все время движущееся…

И они переступили порог…

Запах спелых пшеничных колосьев, чувства вечного покоя, простора и любви; все это реками хлынуло в их души… И они полные любви и счастья поднялись к небу, полня и пронзая его… 

* * * 

Алеша открыл глаза и обнаружил, что лежит на ледовом полу, который сотрясался в смертных судорогах. Время от времени с потолка, сопровождаемые облачками снежной пыли, падали обломки.

Он сразу почувствовал это теплое, бьющееся в его груди – это был бесконечный живой мир его видений.

– Оля, – захрипел он и из рта его потекла струйка крови, смешиваясь с той кровью, которой залито было все вокруг.

Он приподнялся на локте, увидел ее: она лежала рядом с ним, мертвая, наполненная небесной белизной, с горстью красной рябины около сердца.

Не отчаяние, но светлая вечная печаль, которая сродни была любви охватила его теплым согревающим облаком.

Он помнил ее слова, и он знал, что теперь они действительно никогда не расстанутся, что теперь каждую ночь будут встречаться они в том бесконечном мире, а потом в один прекрасный день, когда смерть коснется и его, встретятся там уже навсегда…

Алеша осторожно подхватил ее тело: она была легка, невесома. Он понес ее, не чувствуя ног, словно бы паря по воздуху; все всматриваясь в ее лицо, запоминая на прощание каждую ее черточку…

Потом он вышел на берег подводного грота и там встречала его ледовая лодка – он сел в нее, и она стремительно понесла его прочь, по ледяным туннелям.

На берегу озера, что звенело и переливалось под дворцом–цветком, встречала их Снегурочка, и над головой ее светился, роняя вниз в воду солнечные лучи ледовый купол, и весь воздух был наполнен прохладным, полным жизни свечением, плескалась темно синяя с разлитыми на ней солнечно–небесными стягами вода; под сводами эхом звучала пульсация этой воды: и здесь была жизнь, и здесь в самом сердце тьмы и холода пела она свою победную песнь!

В снежном вихре подняла Снегурочка Алешу на вершину дворца–цветка; и подняв свои руки к сияющему темной глубиной и северной радугой небу, закричала выпуская из груди стремительную снежную птицу:

– Отец! Отец!

Прошло некоторое время, и вот с небес на снежной колеснице, запряженной тремя белыми конями, которые высекали копытами из воздуха снежные искры, спустился к дочери своей Дед–Мороз.

Она сказала ему краткие слова, поведав обо всем…

Потом был полет на колестнице: она мчалась, над облаками и иногда в их разрывых показывались далекие земли; ниточки бегущих по ним дорог, замки, города, горы, морские просторы, покрытые пенистыми волнами, паруса кораблей плывущими куда–то к неведомому…

Он слышал раскатистый голос Деда–Мороза, который правил колестницей:

– В холодный темный зимний день суждено вернуться тебе на родину. Но знай, что совсем близка весна.

– Вы знаете куда… – с громко стучащим сердцем, беззвучно спрашивал Алеша.