Алеша стоял недвижимый:

– Отродясь о таком не слыхивал. Может вернуться и рассказать?.. – Жар одобрительно вильнул хвостом, но Алеша продолжал - …А так скажут – вот мол, испугался ветра. Все, решено – идем в лес! – и он зашагал в сторону темных стволов.

Вот и первые деревья – те стволы, которых коснулся снежный вихрь, стояли теперь совершенно белые, словно были вылеплены из снега…

Юноша обернулся: за белым полем сияли островерхие крыши родной деревеньки, к синему небу поднимались струйки белого дыма… вот на каком–то дворе, закукарекал петух, и опять мысль: «Может вернуться, рассказать.»

Постоял немного, представляя, как отец созовет мужиков, как пойдут они в лес смотреть на это чудо, как потом будут смеяться над его страхами…

Он зашагал дальше, но пройдя немного остановился, прислушиваясь к глухим ударам разносящимся по лесу:

– Это дядя Тимофей дрова рубит!.. Быть может, к нему пойти… хотя нет, не стоит терять времени, а то дома будут волноваться…

* * *

…Иногда Алеша подбегал к тонким стволам и тряс их, потом со смеялся под шумящим снегопадом. Пышные, уютно разлёгшиеся на ветвях снеговые шапки, кафтаны и платья, были такими чистыми, так златились в верхней части, так нежно синели в нижней, что уж казалось странном, а вскоре и вовсе позабылось то волнение, которое он испытывал, когда шёл через поле. На белых ветвях одного из растущих подле колеи кустов сидели, нахохлившись красными грудками, снегири. Алеша порылся в кармане, и достав оттуда хлебную корку, кинул ее пташкам – те заметно оживились и с весёлым щебетанием набросились на поживу.

Алеша остановился и наблюдал за птахами…

Вдруг, за его спиной что–то зашумело, затрещало. Снегири взмыли багровым облачком затерялись в выси. Жар придвинулся к Алеше. Юноша резко обернулся и увидел ель, которая покачивалась, словно стебелек в поле. Снеговая шуба с неё слетела, и теперь тысячи маленьких снежинок кружились в воздухе. За этим снежным хороводом не видно было то, что происходит под ветвями у самого ствола.

Алеша развернулся было, чтобы идти дальше, но услышал девичий голос – юноша вздрогнул от этих звуков – они были холодны и остры, словно ледяные иглы:

– Постой, Алёша, не уходи. У меня есть для тебя подарок.

Удивленный и испуганный, Алеша застыл, а Жар зашелся грозным лаем.

И тут из снежного облака повисшего под елью, вышла обладательница ледяного голоса. Была она бела. Белой была и длинная, до земли, шуба; и кожа ее лица, и длинная, словно метель, коса; и даже глаза сияли этой белизной! Никогда Алеша не видел такой красавицы, но красота ее пугала – глядя на нее Алеша подумал, вдруг, о том, о чем не думал никогда раньше – о смерти.

Жар зарычал на нее, но она усмехнулась, обнажив ослепительно белые зубы.

– Молчи, собачка! – повелела она Жару и большего его Алеша не слышал.

Белая красавица остановилась в нескольких шагах от Алеши. Она возвышалась над юношей и улыбалась – от одной этой улыбки его пробирал холод.

– В–вы кто?.

– Я, снежная колдунья. – ответила та, по–прежнему улыбаясь.

Алёша посмотрел ей в глаза и вздрогнул – в глазах не было никаких чувств, они были подобны двум ледышками из глубин которых исходило какое–то мертвенное сияние.

– А если хочешь, зови меня Снегурочкой.

– А где же Дед–Мороз? – пролепетал Алёша.

– Дед–Мороз… он, наверное, разговаривает с кем–нибудь иным.