Октябрьские сумерки подчеркнули тёмное освещение подъезда. Но Рите это было на руку. Она дождалась Артёма внутри, открыла ему дверь и велела положить поклажу на подоконник, где уже лежал её мешок.
Цепко оглядела его. Пожала плечами, прикусив губу.
— Ладно. Сойдёт. Последний штрих. Наклони чуть-чуть голову.
Секундная пауза, пристальный, то ли вопрошающий, то ли испытующий взгляд на неё — и он неохотно склонился. Рита встряхнула, расправляя, длинный тонкий шерстяной палантин чёрного цвета и в несколько приёмов быстро и ловко повязала им Артёму голову, убрав под неожиданный головной убор его тёмную чёлку. Получилось что-то вроде банданы. Короткий конец палантина она спрятала, всунув его между слоями на голове, а длинный теперь свешивался через плечо на грудь парня. Отдала ему зеркальце.
— И что это? — изумлённо спросил он, с недоверием глядя на отражение и начиная улыбаться. — Я похож на араба или на бандита.
— Там все молодые мужчины так ходят, — сказала она, явно привычно пряча под такой же палантин свои светлые волосы.
— А эта хрень, — он поднял конец палантина, — так и должна болтаться?
— Будет сильный ветер. Эта хрень нужна, чтобы закрывать лицо. — Она наконец усмехнулась. Ей понравилось, как он, небритый, выглядит теперь: высокий лоб и тёмные волосы спрятаны палантином; серые глаза, в окружении коротких, но густых угольно-чёрных ресниц, стали ещё светлей. Точно — бандит. Симпатичный такой бандюга. — Не бойся. На улице уже темно, и тебя никто не разглядит в этом. Да. Мы будем там похожи на бандитов, но для местных это привычно.
— Миледи, ты повторяешь — «там», чтобы я спросил тебя, где это?
— Нет. Не для этого. Ну, всё. Надевай свой мешок и помоги с моим.
Она была одета так же, разве что вместо ботинок надела полусапожки.
— Когда выйдем из подъезда, держи меня за руку, понял? И, что бы ни случилось, не отпускай моей руки.
Рита сказала это так серьёзно, что он сжал её ладонь крепко-крепко.
По тёмной дороге перед домом они вместе дошли до последнего подъезда и вышли к торцу. Асфальтовой дорожкой оставалось перейти дорогу к следующему дому. Артём, кажется, решил, что они идут к остановке, где только что затормозил троллейбус. Шёл уверенно, но Рита остановила его, вдруг шумно выдохнув.
— Сегодня совсем близко, — слишком громко в позднем вечере выдохнула она. Заглянула ему в лицо. — Эксперимент удался. С братом я сюда не попадала. Артём, прости. Есть вероятность, что не вернёмся. Очень надеюсь, что жалеть не будешь. Ну… — Она повернулась от тротуара к натоптанной тропке на газоне, поколебалась и уже ровно сказала: — Ну… Удачи нам!
1
Ничего не понимая, он шагнул следом — за её потянувшей рукой. И резко зажмурился — когда порывом колючего ледяного ветра его хлестнуло по лицу. Суматошно схватил конец палантина — прижать к носу. Девушка уже скрыла лицо под своим палантином, успев отпустить его руку.
Успокоившись, но удивлённый, Артём осторожно открыл глаза. Сначала задрал голову кверху, прищурившись и всё ещё держа тряпку у рта, а потом чисто машинально закрутил край вокруг головы, закрывая нижнюю половину лица. Вспомнив, стремительно обернулся. Он шагнул за Ритой на тропку, но натоптанной земли вокруг не наблюдалось. Они стояли в тёмном узком переулке — или в тупике. Во всяком случае, между двумя каменными домами этажа в три. Судя по светлым верхам дома слева, где-то сбоку гуляла луна. И стояли они на каменных плитах: он быстро шаркнул ногой, кажется не веря себе и проверяя; тут же присел и потрогал рукой. Выпрямился, нашёл ладонь девушки и сжал её.
— Подожди здесь, — прошептала Рита, выпростала пальцы из его конвульсивно сжавшейся ладони и быстро пошла к выходу из переулка. |