|
Самое главное, чтобы попалась хорошая зона. Я смотрела на свою соседку, с трудом сдерживая слёзы, и не могла понять, о чём она говорит, потому что не представляла, как зона может быть хорошей. Но она продолжала говорить, мол, на хорошей зоне за соответствующую мзду я смогу добиться трёхдневных свиданий с мужем. А я не могла представить себе Андрея, приехавшего ко мне на зону! У меня не было сил для того, чтобы его увидеть, и уж тем более для того, чтобы что-то ему объяснить. Видя мою болезненную реакцию, соседка попыталась меня успокаивать дальше и сказала, что если у меня есть дети, то за мзду на зону можно провести даже ребёнка. Услышав последнюю фразу, я почувствовала себя ещё хуже и, не сдержавшись, заплакала. Стасик и зона… Господи, да ведь лучше не жить! Чтобы мой маленький сын увидел, где находится его мать, узнал, что она осуждена как убийца, и начал меня стыдиться? Нет, ни за что!
– Я не хочу жить, – прошептала я своей соседке и тихонько всхлипнула. – Придётся, – спокойно ответила та. – Нет. Я хочу с собой что-нибудь сделать. – Все поначалу хотят, только потом это проходит. Странно, ты здесь уже не первый день, а это желание у тебя ещё не пропало. Должна бы уже пообтесаться. А уйти из жизни даже не думай. Тут для этого нет никаких подручных средств, но даже если найдёшь, то умереть тебе не дадут – попадёшь в лазарет и нарвёшься на крупные неприятности. Не успела я договорить с соседкой, как в окошко, называемое на местном жаргоне кормушкой, выкрикнули мою фамилию, приказали собираться с вещами на выход. – Куда это меня? – На раскидон, – с видом знатока ответила соседка. – Я не поняла. – Что тут непонятного? В другую хату поедешь. – Почему? – По тюрьме все гуляют. Администрация часто так делает, чтобы жизнь мёдом не казалась. Это такое своеобразное психологическое давление на арестантов. – А почему именно меня? – Все через это проходят. Что ж, поменяешь обстановочку, и, может, в другой хате тебе больше понравится. – Да как в тюрьме вообще может нравиться? – опешила я. – Мало ли. Может, там поспокойнее будет, ночами реветь перестанешь. Не прошло и пяти минут, как открылась дверь и меня вновь позвали на выход. Попрощавшись с соседкой, я взяла свой баул и пошла к выходу. – Ты как в новую хату въедешь, не забудь мне малявку черкануть. Дороги сейчас отменно работают! – крикнула она мне вдогонку. – Что работает? – Дороги. Верёвки, по которым записки тянут. – Ах, верёвки… Идя следом за женщиной-конвоиром по длинному коридору, я не удержалась и тихо спросила: – Куда меня ведут? – Тебе кумовья всё объяснят, – жёстко отрезала та. – Кто? – Иди, не положено мне разговаривать. Через пару минут я оказалась в кабинете следователя, который, к моему большому удивлению, объявил, что с меня сняты все обвинения. Мне принесли все документы и вещи из камеры хранения. Подписав какой-то листок, следователь тут же протянул его мне, заставив меня расписаться, и позвал конвоира. – Всё. Свободна. Там, у входа, тебя твои люди ждут. – Простите, что вы сказали? – Свободна. Иди на выход. – На выход? Вы меня отпускаете? – Я же сказал, что с тебя сняты все обвинения. Иди, твои люди тебе всё объяснят. – Какие люди? – Я непонимающе смотрела на следователя, и меня трясло мелкой дрожью. – Она ещё посидеть хочет, – ухмыльнулась конвоирша и слегка подтолкнула меня вперёд. |
