Там очень страшно, но там ни в коем случае нельзя показывать страх. Никогда и ни при каких обстоятельствах…
Я смотрела на тюремные окна, и неожиданно мне показалось, что женщины меня видят. Они смотрят, как я стою на коленях, умываюсь снегом и радуюсь солнцу. Господи, неужели я свободна?! Подняв руку, я замахала смотрящим на меня женщинам и закричала:
– Милые мои, мне повезло! Я на свободе! А вы, пожалуйста, держитесь! Хотя бы ради того, что наступит день и вы выйдете на свободу! Здесь так хорошо! Если бы вы только знали, как здесь хорошо! Вы посмотрите, какое солнце! Какой потрясающий снег! И мне так хочется играть в снежки!
В этот момент двери джипа открылись, и я увидела, что из машины вышли двое мужчин. Не обращая на них никакого внимания, я по-прежнему громко кричала, рыдала, смотрела на тюремные окна и, пытаясь победить сухость во рту, жадно ела снег.
– Алиса, прекрати кричать и встань с колен! – прозвучал неожиданный приказ.
Я замолчала и с опаской посмотрела на стоящих передо мной мужчин. Они были очень дорого и стильно одеты и смотрели на меня с нескрываемым интересом.
Доев лежащий на ладони снег, я вновь набрала полные ладони снега, умыла лицо и улыбнулась им доверчиво, как ребёнок.
– Простите, а кто вы?
– Я Пётр Петрович, – ответил мужчина более преклонного возраста.
– Я вас не знаю, – покачала я головой.
– Я тот, кто вытащил тебя из тюрьмы. Поверь, если бы состоялся суд, то у тебя бы не было никаких шансов…
Глава 8
Признаться честно, я плохо понимала, что происходит, и уж тем более не понимала, куда меня везут. Я просто смотрела в окно автомобиля как заворожённая и совершенно не боялась сидящих рядом со мной незнакомых людей. Не боялась я их по той причине, что встретила этих людей на свободе, а всё, что происходит с нами на свободе, не так страшно, как то, что происходит с нами в тюрьме. Незнакомый Пётр Петрович сказал, что нам с ним есть о чём поговорить, и предложил мне сесть в машину, поставив в известность, что мы едем в ресторан на обед. Меня совсем не смущало то, что я очень плохо выгляжу, что моё тело сильно расчёсано, что моё пальто запачкано и что от меня исходит не самый лучший запах. Я как заворожённая смотрела в окно и не могла отвести глаз от заснеженных улиц.
– По снегу соскучилась? – обернулся ко мне Пётр Петрович.
– Соскучилась, – кивнула я. – В снежки поиграть с сыном хочется.
– В снежки уже особо не поиграешь. Снег наконец начал потихоньку таять. Кругом страшная грязь. Зима в этом году подзадержалась, никак уходить не хочет.
– Я провела за решёткой больше двух месяцев, – задумчиво произнесла я и стала смотреть в окно.
– Некоторые проводят там всю свою жизнь.
– Зачем нужна такая жизнь?
Мужчина замолчал и показал в сторону двухэтажного здания.
– Приехали. Это ресторан. Тут и поговорим.
– Я так одета… по-моему, совсем не для ресторана, – наконец опомнилась я.
– Не беспокойся, никто на тебя смотреть не будет. Никому нет до этого дела. Ты голодна или грязным снегом наелась? Я, когда увидел, с какой жадностью ты грязный снег ешь, поначалу опешил, а затем подумал, что сейчас ты, пожалуй, ещё и с удовольствием выпьешь воды из лужи после тюрьмы-то.
– Я к мужу и сыну хочу, – жалобно произнесла я и грязными руками поправила воротник пальто. – Они-то хоть знают, что я на воле?
– Об этом мы сейчас и потолкуем.
Выйдя из машины следом за Петром Петровичем, я зашла в ресторан и почувствовала себя не в своей тарелке. Со мной никогда не наблюдалось подобного раньше. |