В этом был резон – особенно теперь, когда я знал, что мать, наверное, помогала Кену.

– Но он не мог никого убить.

– Чушь! – скривился Крест.

– Ты не знал его.

– Мы с тобой друзья, правда?

– Ну да.

– А ты можешь себе представить, что я когда-то жег кресты и орал «хайль Гитлер»?

– Это совсем другое дело.

– Ничего подобного. – Мы вышли из машины. – Помнишь, ты как-то спрашивал, почему я не свел эту татуировку совсем?

Я кивнул.

– И ты послал меня ко всем чертям.

– Так вот. Я, конечно, мог свести ее лазером или как-нибудь еще. Но мне не хотелось забывать.

– О чем? О том, что было?

Крест сверкнул желтыми зубами.

– О том, что может быть.

– Не понимаю.

– Потому что ты тупица.

– Мой брат был не способен изнасиловать и задушить женщину.

– В некоторых школах йоги учат повторять мантры, – сказал Крест. – Но сколько ни тверди одно и то же, истиной оно от этого не станет.

– Ты что-то сегодня ударился в философию.

– А ты ведешь себя, как придурок. – Он погасил сигарету. – И все-таки, почему ты изменил свое мнение?

Мы остановились у входа.

– Пойдем в мой кабинет, – сказал я.

Войдя в здание приюта, мы прервали разговор. Люди обычно ожидают увидеть внутри что-то вроде помойки. Нет ничего более далекого от истины. Ведь здесь могут оказаться и наши собственные дети, если попадут в беду. Это главный принцип «Дома Завета». Правда, подобный подход несколько увеличивает финансовые обязательства наших спонсоров и нравится не всем.

Мы с Крестом замолчали, потому что в «Доме» все внимание должно быть обращено на детей. Они того заслуживают – хотя бы раз в своей нелегкой жизни стать центром внимания. Стараемся относиться к каждому из них – не побоюсь этого слова – как к потерянному и вновь обретенному брату. Мы их всегда выслушиваем, никогда не торопимся. Пожимаем руку, обнимаем, похлопывая по плечу. Смотрим в глаза, когда разговариваем. Такое нельзя подделать – дети сразу поймут, они чувствуют фальшь за километр. Мы их любим, любим по-настоящему, безраздельно и без каких-либо условий. И если не получается, просто идем домой.

Я не хочу сказать, что у нас всегда все получается. Напротив, гораздо чаще не получается. Мы теряем больше, чем спасаем, а тех, кого теряем, снова засасывает улица. Но пока дети здесь, им хорошо. Пока они здесь, их любят.

В кабинете нас уже ждали. Двое. Мужчина и женщина. Увидев их, Крест остановился, как вкопанный. Он принюхался, по-собачьи раздувая ноздри, и прошептал:

– Копы.

Женщина с улыбкой шагнула вперед. Мужчина стоял сзади, небрежно подпирая стену.

– Уилл Клайн?

– Да, – ответил я.

Она театральным жестом раскрыла передо мной удостоверение. Мужчина сделал то же самое.

– Мое имя Клаудия Фишер. А это Дэррил Уилкокс. Мы специальные агенты Федерального бюро расследований.

– Федералы! – с восхищением шепнул Крест, поднимая большие пальцы обеих рук. Он посмотрел на меня с уважением – неужели я удостоился такого внимания? Вгляделся в удостоверение, затем в лицо Клаудии Фишер. – Вы зря обрезали волосы, – покачал он головой.

Женщина захлопнула корочки удостоверения и высокомерно подняла брови, посмотрев на Креста:

– А вы…

– Легко влюбляюсь, – подсказал он.