Изменить размер шрифта - +
Прежде наши спасательные фургоны курсировали по вполне определенным маршрутам. Бездомных было гораздо легче найти. Теперь все стало не так очевидно. Хуже того: на самом деле город только выглядел чище. Конечно, так называемым добропорядочным гражданам, туристам и прохожим, больше не приходится лицезреть затемненные окна с надписями «Только для взрослых» и выцветшие вывески-каламбуры вроде «Соблазнения рядового Райана», но грязь такого рода никогда не исчезает совсем. Она выживает. Как тараканы. Прячется в щели, уходит в норы. От нее невозможно избавиться.

Да и стоит ли ее прятать? Когда грязь выставляет себя напоказ, вы можете презрительно фыркнуть и почувствовать, что выше ее. Люди в этом нуждаются. Кроме того, что вы предпочтете – открытого врага или неведомую опасность, затаившуюся, как змея, среди высокой травы? В конце концов, чистоты не бывает без грязи – так же как верха без низа, света без тьмы и добра без зла.

На автомобильный гудок я сначала не обратил внимания: живем-то в Нью-Йорке. Не слышать их здесь, когда идешь по улице, все равно что плавать и не намокнуть. Я обернулся, лишь услышав знакомый голос:

– Эй, проснись!

Рядом, взвизгнув тормозами, остановился фургон «Дома Завета». Его водителем и единственным пассажиром был Крест. Опустив стекло, он выглянул, снимая темные очки:

– Залезай.

Я открыл дверцу и запрыгнул в машину. Внутри стоял запах сигарет, пота и бутербродов с колбасой, которые мы обычно раздавали по ночам. Обивка продавленных сидений пестрела пятнами всевозможных форм и расцветок, в бардачке зияла пустота.

Крест не отрывал глаз от дороги.

– Какого черта ты здесь делаешь?

– Иду на работу.

– Зачем?

– Психотерапия…

Он понимающе кивнул. Похоже, у него была бессонная ночь – мотался на фургоне по городу, как ангел-хранитель, выискивая своих подопечных. На Кресте это мало отразилось, хотя, впрочем, он никогда не мог похвастаться особо цветущим видом. Давно не мытые лохмы в стиле группы «Аэросмит» и неизменная щетина, даже отдаленно не похожая на модную ухоженную поросль. Он никогда не бывал чисто выбрит – по крайней мере, я его таким не видел, – но и настоящей бороды не отращивал. Щеки и лоб покрывали оспины. Рабочие ботинки истерлись до белизны, а джинсы, слишком широкие в поясе, выглядели так, будто по ним прошло стадо бизонов. Из закатанного рукава торчала пачка «Кэмела» – желтая, как зубы самого Креста.

– Хреново выглядишь, – заметил он.

– Пожалуй, раз ты это говоришь.

Крест ухмыльнулся в ответ. Его так прозвали из-за татуировки на лбу. Четыре квадратика – крест, заключенный в рамку. Теперь, когда Крест стал большой шишкой в области йоги, с выпуском собственных видеокассет и сетью школ, публика полагала, что он носит на лбу какой-то духовный символ. Ничего подобного – раньше это была просто свастика. Он только добавил четыре линии, чтобы получился полный квадрат. С крестом в середине.

У меня подобное не укладывалось в голове: Крест меньше, чем кто бы то ни было, похож на фанатика. К тому же он – мой самый близкий друг. Когда я впервые узнал о происхождении татуировки, то был в полном шоке. Крест не стал ничего объяснять или извиняться: как и Шейла, он избегал разговоров о своем прошлом. Я узнал кое-что лишь потом, через общих знакомых.

– Спасибо за цветы.

Он не ответил.

– И за то, что пришел, – добавил я.

Крест заехал к нам в фургоне, взяв с собой нескольких друзей из «Дома Завета». Больше у нас посетителей и не было.

– Солнышко была что надо, – вздохнул он.

– Да.

Повисла пауза. Потом Крест возмущенно тряхнул головой:

– И хоть бы кто пришел!

– Спасибо за информацию…

– Я в смысле… Черт побери, сколько всего было народу?

– Ты меня очень утешил.

Быстрый переход