В верхней части лестницы он нашел выключатель и щелкнул им. Разбита была лишь одна лампочка, но второй светильник не зажегся. Должно быть, электричество было отключено, это объясняло умелые маневры великана в темноте.

– У меня есть пистолет, – крикнул Отец. – Я выстрелю тебе в рот, если не заткнешься.

Из-за боли в плече голос у Отца был слабым и дрожал. Ему казалось, что его торс разорван пополам, лопатка разбита, как глиняная фигурка, а ключица сочится костным мозгом.

– У меня ничего нет! – отозвался великан, после чего начал давиться рвотными позывами.

Из-за закрытой двери раздался другой голос.

– Боуи? Боуи? Ты его поймал?

В доме был еще один человек, но Отец не понимал, как такое возможно. За несколько дней он не видел, чтобы кто-то, кроме Боулза, входил или выходил из дома. Он не знал, спасаться ли ему бегством или возвращаться за фонариком.

Великан не обращал на оклики другого человека никакого внимания и продолжал ругаться на свои слезящиеся глаза.

– Боуи, Боуи, – снова послышался из одной из комнат второго этажа приглушенный голос. – Я выхожу. Ты поймал ублюдка? Кто это был? Тот гребаный нарик?

Шлепая рукой по стенам и дверям, пыхтя и стуча ногами, великан удалился прочь. Отплевываясь, он наконец упал возле раковины в ванной и принялся крутить краны.

Отец пересек лестничную площадку, дрожа от боли в плече, и нашел фонарик. В мертвую руку отчасти вернулась чувствительность. Он сунул пистолет в карман и поднял фонарик.

Вторая дверь в коридоре со щелчком открылась. Отец повернулся и направил луч фонарика в бледное лицо, которое тут же отпрянуло, словно морское существо, обратно в затхлую тьму. Дверь закрылась.

Отец услышал, как за ней посыпались какие-то предметы, и догадался, что второй человек ищет оружие. Он посмотрел на великана, стоящего на коленях в ванной, с кряхтением обливающего водой лицо. Если эти двое бросятся за ним в погоню, на улице будет много шума и криков.

– Ты хочешь этого? Да? Хочешь этого, мать твою? – выкрикнул из комнаты второй человек.

Отец сунул фонарик под мышку раненой руки, застонав от пусть даже незначительного движения сустава, вытащил пистолет и ударом ноги распахнул дверь. Фонарик светил, но слишком низко. Отец качнулся назад на горящих пятках, чтобы приподнять его. Луч света скользнул по смятому одеялу на раскладушке, по полу, усеянному одеждой и пустыми бутылками, по планшету на столе, по старому платяному шкафу и наконец остановился на костлявом лице, принадлежащем какому-то коротышке с жидкими седыми волосами, в футболке с растянутым горлом и в сползших с бедер трусах. Человечек держал в руке стеклянную бутылку.

– Это был не я, – произнес он. – Я тут ни при чем. Это Боулз приводил их сюда.

Затем человечек озадаченно нахмурился, когда более внимательно рассмотрел широкополую шляпу и балаклаву Отца. Отклонившись еще сильнее назад, Отец направил луч фонарика человечку в глаза.

– Ты – не коп, – произнес человечек почти радостно, будто превзошел Отца в какой-то хитрости, после чего вскинул руку, чтобы бросить бутылку. Не задумываясь, Отец выстрелил сквозь желтый свет фонарика.

Ощерившееся лицо дернулось. Над глазом возникла маленькая черная дырочка, и в следующее мгновение затылок седой головы брызгами разлетелся по захламленной комнате, будто пригоршню гальки швырнули в лиственный куст.

Отец опустил пистолет и удалился.

Боулз сидел спиной к унитазу и прижимал к лицу грязное полотенце.

Боже милостивый. Охваченный смесью гнева, адреналина, эндорфинов радости и безрассудного желания уничтожить любого, кто встанет у него на пути, он только что убил человека. Действовал, как давно и безнадежно потерявшая управление машина.