— Почему неразумно?

— Почему? — В ее голосе снова мелькнула тень беспокойства. — Я думаю, мы согласимся: прошлого не вернуть.

— Ты имеешь в виду тот случай, когда я назвал тебя сукой? — пробормотал он, покусывая подушечку ее большого пальца. И когда она отдернула руку, добавил:

— Я был ужасно глуп той ночью.

— Я бы не сказала — глуп, — осторожно заметила она. — Ты был… зол…

— Чертовски зол, — подтвердил он, на мгновение теряя хладнокровие. — Но лишь потому, что желал тебя.

— Куинн, пожалуйста…

Сейчас она явно возбудилась. Интересно, что с нею будет, когда она поймет, что у него нет намерения доводить игру до конца. Уже сейчас дыхание у нее участилось, грудь под рубашкой высоко вздымается…

— Расслабься, — хрипло произнес он. — Я уже не мальчик, Джу, и знаю, что к чему. Я могу даже удивить тебя…

— Прекрати!

Она недвусмысленно выдавала себя, и губы Куинна лениво растянулись в улыбке.

— Ты думаешь совсем другое, — прошептал он, касаясь рукой ее щеки. — Разве тебе не любопытно, как у нас получилось бы сейчас?

— Нет!

Она в ужасе, но Куинн не собирался упускать момент.

— Конечно, любопытно, — настаивал он, соскальзывая рукой к открытому вороту ее рубахи. — Можно расстегнуть?

— Не смей! — воскликнула она и, не в силах освободить свою руку из его хватки, попыталась сжать ворот другой рукой. — Куинн, сжалься…

— «Сжалься»? — эхом откликнулся Куинн, не обращая внимания на ее сопротивление и расстегивая первую перламутровую пуговицу. — А ты сжалилась надо мной, Джу?

— Да…

— Нет.

— Пока ты не начал злоупотреблять моим гостеприимством! — в отчаянии закричала она. — Не заставляй ненавидеть тебя, Куинн.

Губы его скривились.

— Нет, это не входит в мои намерения. — Он расстегнул еще одну пуговицу. — У меня совершенно другая цель.

— Если ты заставишь меня заниматься с тобой сексом…

Куинн насмешливо смотрел ей в глаза, расстегнув тем временем последнюю пуговицу и уже снимая с нее рубаху.

— Еще вопрос, кто кого насилует. — Тут он разочарованно воскликнул:

— Черт, ты носишь лифчик! Как ты изменилась!

— Пусти меня, Куинн.

— Пожалуйста. — Отведя взгляд от взволнованного лица, он нащупал застежку кружевного изделия и расстегнул ее. — Вот так. Неужели ты не чувствуешь себя лучше?

Она отпрянула, когда его пальцы коснулись кожи, но не могла скрыть свою реакцию на это прикосновение. Ее груди налились, соски стали темнее, чем прежде, заметил Куинн. Но такие же упругие И прекрасные.

Срывая бюстгальтер, пальцы его дрожали. Нужно держать себя в руках, чтобы не поддаться ее чарам. Но искушение прижаться лицом к мягкой коже оказалось сильнее, и он сжал ее в объятиях и нашел губы.

Ее губы…

Позже Куинн винил алкоголь, но, едва коснувшись ее губ, он не помнил себя. Бурный поток подхватил его, и он не собирался отпускать Джулию: что бы там ни было, пусть они захлебнутся в нем вместе.

Она сдавленно кричала, что он не прав, что она не хочет этого, что утром он пожалеет о своих действиях, но ее слова вряд ли доходили до него. Все сомнения, вроде того, что «зачем он здесь, ведь он презирает ее», — все исчезло. Господи, он думал, что не может любить ее. Но он до боли желал ее.

Слова смешались в его голове — обвинения, оскорбления, упреки. Он пытался напомнить себе, что пришел наказать ее, что чудо долго не продлится.