Разговор заходит в тупик.
Доктор Беннет постукивает авторучкой по зубам, обдумывая ответ. Потом садится верхом на стул, обхватывая руками спинку.
– В вас стреляли. Одна пуля вошла в тело над прямой мышцей правого бедра, оставив отверстие в четверть дюйма. Она прошла сквозь кожу, подкожный жир, задела гребешковую мышцу, как раз между бедренной артерией и нервом, повредила четырехглавую мышцу бедра, пробила головку двуглавой и портняжную мышцу и вышла наружу с другой стороны. Эта рана гораздо обширнее. Пуля оставила дырку диаметром четыре дюйма. Чистая рана. Никаких лоскутов кожи. Никаких фрагментов кости. Плоть просто испарилась. – Он тихонько свистит, выражая восхищение. – Когда вас обнаружили, пульс еще прощупывался, но давления не было. Потом вы перестали дышать. Вы умерли, но мы воскресили вас. – Он сводит большой и указательный пальцы. – Пуля прошла вот на таком расстоянии от бедренной артерии. – (Просвета между его пальцами почти не видно.) – В противном случае вы бы умерли от кровопотери через три минуты. А ведь, кроме пули, нам пришлось бороться с инфекцией. Вся ваша одежда была в тине. Одному богу известно, что плавало в той воде. Мы нашпиговали вас антибиотиками. Вам повезло.
Что он несет? Что это за везение, если тебя так продырявили?
– А что с моим пальцем? – Я поднимаю руку.
– Боюсь, что его нет, начиная с первого сустава.
Тощий интерн с неопрятной прической просовывает голову за занавеску. Доктор Беннет издает низкое рычание, приберегаемое специально для подчиненных. Поднявшись со стула, он опускает руки в карманы халата.
– Почему я ничего не помню?
– Не знаю. Боюсь, это не моя специализация. Но мы можем провести тесты. Вам нужно сделать рентген, чтобы установить, нет ли трещин в черепе или кровоизлияний. Я могу связаться с неврологами.
– У меня болит нога.
– Хорошо. Она поправляется. Ваше состояние очень быстро улучшается. Вам потребуются костыли. Скоро придет физиотерапевт и расскажет о программе восстановления ноги. – Взмахнув челкой, он поворачивается, чтобы уйти. – Мне очень жаль, что у вас проблемы с памятью, инспектор. Но будьте благодарны судьбе хотя бы за то, что вы живы.
Он уходит, оставляя аромат лосьона после бритья и превосходства. Интересно, почему хирурги усваивают такую манеру поведения, словно они владеют миром? Я знаю, что должен быть благодарным. Возможно, если бы я вспомнил, что произошло, то скорее поверил бы его объяснениям.
Итак, мне полагалось умереть. Я всегда подозревал, что умру внезапно. Не то чтобы я очень любил риск, просто всегда умел оказаться на кратчайшем расстоянии от опасности. Большинство людей умирают только однажды. Теперь у меня оказалось две жизни. Добавьте еще трех жен, и получится, что я получил от судьбы гораздо больше, чем мне по справедливости полагалось. (Хотя я определенно отказался бы от трех жен, если кто-то вдруг пожелал бы изъять их из моей жизни.)
Ко мне вернулась моя ирландская медсестра. Ее зовут Мэгги, и она улыбается так бодро, как учат только в медицинской школе. Она принесла миску теплой воды и губку.
– Вы чувствуете себя лучше?
– Извините, что напугал вас.
– Все в порядке. Время принимать ванну.
Она откидывает одеяло, но я снова натягиваю его.
– Под ним нет ничего такого, чего я не видела, – говорит она.
– Позвольте вам не поверить. Я прекрасно помню всех женщин, которые танцевали со стариной Одноглазым Джонни, и, если только вы не та девушка, которая сидела в последнем ряду на концерте «Ярдбёрдс» в «Шепердс-Буш-Эмпайр» в шестьдесят первом, вы не входите в их число.
– С Одноглазым Джонни?
– Самым старым моим другом. |