И Тане стало так покойно, так утешительно, что все обиды отодвинулись куда-то далеко-далеко. Выходит, она правильно сделала, что ушла от Юры: девство выше брака. И она подумала, что обязательно придет сюда еще раз, придет не один раз.

Дремота сковывала ее все сильнее. С трудом заставила себя подняться.

— Спасибо, — сказала Таня. — Пора. Если позволите, я опять забегу завтра.

— А ты не молись, — сказала Зинаида Васильевна. — Никто тебя не неволит. Побудь одна, подыши тишиной, успокойся. Смотри на Него…

Зинаида Васильевна взглянула на икону и тотчас отвела взгляд, ни к чему не хотела принуждать Таню.

— Останешься?

— Остаюсь.

Тане и вправду не хотелось уходить, так спокойно и тихо в полутемной прохладной комнате.

— Ну, а я пошла, — сказала хозяйка.

— А если кто зайдет?

Зинаида Васильевна точно ждала этого вопроса.

— Не отвечай, будто тебя тут и нету.

Сильными сухими пальцами взяла Таню за плечи, и та подчинилась, привстала. Подтолкнула Таню к одежке, висевшей на гвоздиках, вбитых в стену, задернутой натянутой на бечевку простыней, отдернула простыню, сунула руку за платья, уперлась — и стена подалась…

Все было так просто, так естественно, и вдруг перед Таней открылась какая-то тайна, хотя на самом деле открылась лишь неприметная дверь в стене, оклеенная такими же, как и вся комната, обоями в голубеньких цветочках.

— Иди, иди… — Зинаида Васильевна подтолкнула ее.

Таня отшатнулась:

— А что там?

— Тайничка моя, схоронушка.

— Зачем?

— Да ты не бойся, иди, никто не потревожит. Я вернусь, выпущу…

Таня нерешительно пошла. Дверь низенькая, пришлось наклонить голову. В комнате полусвет, а здесь совсем темно. Зинаида Васильевна зачиркала спичками.

— Сейчас, сейчас…

Розовый огонек метнулся и задрожал. Зинаида Васильевна зажгла лампадку. Выступило из тьмы лицо — длинное, коричневое, с беспокойными невидящими глазами. Христос. Какой-то странный Христос. Узколицый, неестественный, от всего отрешенный…

— Садись. — Зинаида Васильевна усадила Таню. — Побудь, побудь тут. Скоро приду…

Точно боялась, что Таня передумает. Сразу ушла, быстро закрыла за собой дверь. Таня слышала, как щелкнул не то замок, не то крючок.

Сперва Таня испугалась, но вскоре чувство страха прошло. Что плохого может сделать ей Зинаида Васильевна?

То ли фитилек разгорелся за красным стеклом, то ли привыкла она к розовому полумраку, но уже можно рассмотреть чуланчик. Она сидит на железной койке, накрытой грубым суконным одеялом. В головах столик, вроде тех, что ставят под цветы, в ногах табуретка. Яснее всего выделяется в розовом полусвете образ Христа, похожий на иконы, которые Таня видела в Третьяковке.

И вдруг Тане становится удивительно спокойно и хорошо. Она одна. Впервые в жизни чувствует, что действительно одна. Нет никому дела до нее, и ей ни до кого нет дела.

Мигает огонек, плывут розовые тени, тайною дышит тишина. Все отступает, Таня наедине сама с собой. Ни школы, ни Юры, ни даже мамы. Никакой суеты. Она смотрит на коричневого Христа, и он точно оживает. Ей страшно и сладко, как в детстве, когда она оставалась вдвоем с бабушкой Дусей.