Молчание. И опять:
— Кто там?
Прячутся!
Наконец дверь открылась:
— Ах, это ты, Танюша… Заходи, заходи. А мне в Бескудниково надо. Проводишь меня?..
Мешает сейчас Таня. Но Зинаида Васильевна действительно собралась уходить. Может, и она мешает? Бог ведает, кто сейчас скрылся в чуланчике. Но с Таней Зинаида Васильевна ласкова. И вот они едут в Бескудниково.
Как ни смешно, но у Тани ни копейки. Уходя, не догадалась взять хоть сколько-нибудь мелочи.
— Не стесняйся, Танюша, я заплачу.
— Что вы, Зинаида Васильевна, за благодетельница?
— А я и есть благодетельница.
Долго едут в автобусе. Приезжают в Бескудниково, идут мимо больших домов, сворачивают в проулок. Вдоль заборов торчат кусты бурого репейника. Останавливаются у калитки.
— Подожди, Танюша, дельце у меня сюда…
Зинаида Васильевна доверяет Тане, считает, видно, своей. В палисаднике домик. Зинаида Васильевна скрывается в нем и тут же возвращается.
— Вот и все.
Выходят к станции, идут вдоль железнодорожного полотна.
— Давай походим, мне домой часам к семи, не раньше.
Переходят полотно. Пригородный голый лесок. Березки, рябинки, тополя. Зеленеют одни елочки.
— Хорошо? Весна! А я, Танюша, и впрямь благодетельница: благодетельствую истинным христианам, поддерживаю странников.
— А вам-то какая корысть?
— Христу служу, ноги господу омываю…
— Добрая вы…
— Тебе, Таня, тоже путь в странство, слаба ты для мира, беги его…
Почки на деревьях набухли, вот-вот прорвутся, дышит теплом ветерок, овевает запахами сырой земли. Обволакивают Таню ласковые слова, непонятное безволие овладевает ею. Зинаида Васильевна права, до чего же легко идти: ветерок, тепло, тихо…
Проносится мимо электричка, и Таня приходит в себя.
— Нет, Зинаида Васильевна, разве можно оставить маму?
— Как знаешь, как знаешь…
Возвращаются в Замоскворечье. Прежде чем отпереть дверь, Зинаида Васильевна стучится каким-то условным стуком. В комнате никого. Зинаида
Васильевна подталкивает гостью к потайной двери:
— Поди, поди, помолись.
У Тани будто привычка уже — зайти в чуланчик, посидеть в полутьме, помечтать, поделиться мыслями с богом. Она теперь каждый раз заходит в свой тайничок.
Но сегодня она здесь не одна.
— Пришла, дочка?
Старейший преимущий!
— Помолись, помолись…
Тянет ее руку книзу. Он очень старый, «лет сто ему», говорит Зинаида Васильевна, но силы в нем много, прикоснется — и невозможно противиться: руки как железные. Таня сама не замечает, как становится на колени.
— Молись…
Отец Елпидифор кладет ей на голову руку, и странное ощущение наполняет Таню. Будто это она и не она, от всего она будто отрешена, и ничто, ничто ей не нужно.
— Господи… Господи… — твердит она, убаюкивая себя жалобными словами. — Прости. Помоги. Спаси…
Таня не очень хорошо отдает себе отчет, чего она просит у бога. Она уже не принадлежит себе, она сделает все, что прикажет ей этот неизвестно откуда взявшийся загадочный древний старик.
Таня не может объяснить, зачем ходит она к Зинаиде Васильевне. Что тянет ее в темный и душный чуланчик? Тайна, которая связала ее по рукам и ногам?..
Зинаида Васильевна не смотрит на Таню.
— Уходит отец Елпидифор!
— А я?
Таня сама не знает, как это у нее вырвалось.
Как же она останется без отца Елпидифор а? Кто поможет сосредоточиться в молитве, пожалеет без слов, утешит, не выслушав жалоб?. |