Через минуту в спальню зашел муж.

– Что ты ей сказал? – Маруся смотрела на него, и лицо у нее было сморщенное, жалкое, в ярких красных пятнах.

– А что я мог сказать? – сердито и вместе с тем растерянно ответил Алексей. Он не ожидал такой вспышки Алисиной ненависти. Его словно обожгло горячей волной. – Приструнить хотел. Сказал, нельзя так с матерью говорить. А она…

– Я слышала, – грустно перебила Маруся, – она ушла?

Алексей кивнул и сел рядом с женой.

– Вернется, никуда не денется. Куда тут бежать-то?

– Знаю, что вернется, но… Может, пойти поискать? – нерешительно предложила Маруся.

– Да-да, иди, беги! Она и без того тебе на шею села и ножки свесила, а тут совсем обнаглеет, – отозвался Алексей.

Он и вправду так считал. Детям, а тем более подросткам, нельзя давать воли. Они, как зверьки, живут инстинктами, проверяют старших на прочность. Дал слабину – пиши пропало. В глубине души Алексей считал, что и с женщинами так же: стоит им понять, что они имеют над тобой власть – и все. Можешь быть уверен, воспользуются этой властью на полную катушку.

Маруся, как обычно, послушалась мужа. Немного успокоившись, она и сама согласилась, что Алисе не помешает подумать над своим поведением. Остынет, взвесит все, попросит прощения. А вот если она, мать, взрослый человек, побежит за ней к Надьке (а девочка, ясное дело, там, где же еще?), с уговорами и просьбами помириться, та выкинет еще и не такой фортель. И не раз.

Маруся умылась, накапала себе успокоительных капель с резким пряным запахом, убрала со стола. Леша сказал, что сегодня – никакой работы. Надо расслабиться. Ближе к вечеру они поедут, купят чего-нибудь вкусного. Например, Варварину пиццу, от которой Алиска была в восторге, мороженого (Маруськина слабость) и креветок (Алексей обожал морепродукты и готов был есть их каждый день). А еще непременно необычайно вкусного и ароматного местного вина. Устроят себе романтический ужин.

Наверное, к этому времени уже вернется надувшаяся Алиска, и, может быть, у нее хватит ума попросить прощения. Может, и хорошо, что девочка выплеснула эту муть со дна души. Иногда нужно высказать все, что тебя мучает. Покричать, поплакать. Маруся откровенно поговорит с ней, найдет слова, чтобы объяснить, как она любит дочь.

Она ни разу не говорила с Алисой о том, как та появилась на свет. О предательстве Максима, о том, как тяжело быть беременной в семнадцать лет, как обидно ловить сочувствующие и злорадные взгляды. Как горек статус матери-одиночки, как непросто выживать одной в большом городе, как мучительно стыдно, что твоего ребенка растит мать. И про Лешу расскажет, какой он добрый и великодушный. Маруся расскажет, и Алиса поймет. Наверное, им следовало поговорить гораздо раньше. Но ничего, лучше поздно, чем никогда. Они помирятся, конфликт забудется, и, возможно, им всем станет легче. Маруся вытирала посуду и мысленно репетировала свою речь.

Однако давящее тяжелое предчувствие не отпускало. В голове неожиданно всплыл неприятный эпизод, который приключился с ними по пути на юг и который она попыталась выкинуть из памяти. И до сегодняшнего дня это отлично удавалось.

Это произошло то ли в Саратовской, то ли в Волгоградской области, теперь уж и не вспомнить. Справа от них возник оставшийся безымянным небольшой городишко, один из тех сонных провинциальных городков, где дома не выше пяти этажей. Обычно они старались просто объезжать их по окраине, следуя указаниям навигатора, чтобы не терять времени. Но Алексею потребовалось то ли масло автомобильное, то ли еще что-то, и в этот раз они свернули с основной трассы и заехали в городок. Петляя по тихим улочкам в поисках магазина автозапчастей, наткнулись на симпатичную, по всей видимости, недавно отреставрированную церковь.