— Хорошо. Через несколько минут. — Он протянул стакан, и генерал Штарке наполнил его ледяным белым вином. — Не нравятся мне эти облака, Штарке. Они могут обернуться штормом, может быть, ураганом.

— Я так не думаю. Этим утром синоптики говорили про тропические ливни, сильный ветер.

— Ветер означает волны, а я терпеть не могу плавать по морю. А вон и наш корабль. Я уже чувствую, как мне выворачивает желудок. Пожалуйста, убери всю еду…

Он вытер губы льняной салфеткой, бросил ее в корзинку, которая стояла между ними. По океану величественно скользила «КЕ-2», держа курс на порт.

— На корабле таких размеров волноваться не о чем. — Штарке поставил корзинку на пол. Достал из кармана портсигар. — Я прочитал рекламный проспект, который находился в одном конверте с билетами. Водоизмещение шестьдесят семь тысяч тонн. Стабилизаторы, управляемые компьютерами. Два ходовых винта. Двигатели мощностью в сто десять тысяч лошадиных сил, крейсерская скорость двадцать восемь с половиной узлов. Этот корабль выдержит любой шторм, а потом легко уйдет от него. Не волнуйся, дружище.

Штарке прочитал проспект только один раз, но цифры запомнил навсегда. Благодаря феноменальной памяти он плодотворно работал в генеральном штабе, пока не отправился на фронт командовать дивизией СС в наказание за то, что позволил себе не согласиться с одним из очень уж глупых тактических решений фюрера. История доказала правоту Штарке, но ему это не помогло: он попал в списки военных преступников за некоторые приказы, которые отдавал своим подчиненным.

— Мне приятно, что ты меня успокаиваешь, но я знаю свой желудок. Знаю, как он реагирует на море. — Вилгус выпил вино, положил бокал в корзинку с мусором. С кивком благодарности принял одну из гаванских сигар Штарке, аккуратно срезал кончик золотыми ножницами, которые достал из жилетного кармана. Выпустив первую струю ароматного дыма, заметно расслабился. Наклонившись вперед, сдвинул стеклянную перегородку. — Хорошо. Немного прокатимся, чтобы охладить двигатель. Потом в порт. Я хочу попасть на лайнер без задержки, когда схлынет поток пассажиров.

Либор Хвоста, родившийся в Пльзене, в Чехословакии, давно уже покинул эту социалистическую страну ради более богатого капиталистического мира. Он верил только в деньги, особенно в большие деньги, и его нисколько не волновал способ, которым они зарабатывались. Поэтому далеко не случайно он приложил немало усилий для того, чтобы стать гражданином Швейцарии.

Аурелия Мария Ортикела, испанка как по происхождению, так и по фамилии, после смерти генерала Франко обнаружила, что на родине к ней относятся, мягко говоря, прохладно. Впрочем, ее это не слишком тревожило. Она уже получила гражданство Аргентины и работала в процветающей корпорации, которая активно вела свой бизнес в Южной и Центральной Америке. В отличие от Хвосты она любила оружие и даже оборудовала тир в своем доме, расположенном неподалеку от Сантьяго-дель-Эстеро, в предгорьях Анд. Она считала, что вечер выдался удачным, если ей удавалось расстрелять несколько сотен патронов, а потом, со звоном в ушах, счастливой и расслабленной, подняться на второй этаж с бутылкой хорошего вина. Там ее ждала Клара, с нежными руками и полной грудью, что только способствовало полноценному отдыху. Любовь к оружию Аурелия унаследовала от отца, артиллерийского капитана, который воспитывал ее на базах испанской армии, поскольку мать Аурелии умерла в родах. И сексуальной ориентацией она была обязана исключительно отцу, как только, став старше, выяснила, что все другие отцы ходят к проституткам, которых хватало около любой военной базы, а не к своим дочерям. Аурелия ненавидела мужчин по очень веской причине.

Едва таможенник вернул паспорт Хвосте, Аурелия положила перед ним свой. Скучающий мексиканский чиновник небрежно пролистал страницы, нашел ту, на которой стояла печать, проставленная утром в аэропорту, рядом поставил свою и протянул паспорт Аурелии.