Сколько это продолжалось, Андрей сказать не мог. Потом языческий шаман поднес к его губам деревянную плашку с пойлом, заставляя отпить. Напиток пах грибами.

Затем Андрея подвели к столбу и привязали. Сердце у него екнуло. На предстоящий выкуп и обмен это было вовсе не похоже, больше на казнь смахивает. Но он русский, он мужчина, и если настала пора умереть, то он сделает это достойно.

Каждый из присутствующих принес полено или ветку, и по команде шамана сложили их вокруг Андрея.

И только сейчас он осознал, какую участь ему уготовили. Хотят сжечь живьем! Андрей дернулся – но куда там! К столбу он был привязан прочно.

Толпа бесновалась, приплясывала. Шаман запел заунывную песню, а когда закончил, подал знак.

К куче дров, которыми до пояса обложили Андрея, подбежали сразу несколько воинов с факелами в руках и бросили их на поленья. Сухое дерево вмиг вспыхнуло.

Повалил дым, поднялось пламя, загородив Андрея от окружающих. Стало жечь открытые участки тела. Было очень больно, от дыма и жара стало нечем дышать. А потом – забытье…

Он дернулся, перед глазами мелькнул огонь, шаман с расписанным лицом, нелепой шапкой на голове и в странной одежде из шкур.

Андрей очнулся. Что за хрень? Над головой – беленый потолок, какой бывает в избах, он укрыт одеялом, и рядом кто-то лежит. Неужели мордва, его казнь – только страшный сон? Но ведь все было так реально?

Он пошевелился и застонал от головной боли.

– А очухался! – раздался рядом незнакомый женский голос.

Голос был явно не Полины, с хрипотцой.

Андрей повернул голову. С постели поднималась женщина в ночной сорочке. Он ее точно не знал, не видел никогда – поручиться мог.

– Сколько говорила – не пей со Степанычем! Он водку ведрами глушить может, и хоть бы что! А тебе на службу идти!

Женщина повернулась к нему. Андрей испугался, что она сейчас увидит его лицо, незнакомое ей, и поднимет крик. Но женщина только вздохнула:

– На кого ты похож? Пьянь!

Или она чокнулась, или он. Скорее – она.

Андрей сел в постели. Где это он? Комната оштукатуренная – он не в деревянной избе. Стол обеденный, шифоньер, на полу – домотканый половичок. Но не это сразило его, а тарелка громкоговорителя на стене.

– Сегодня какой день? – Андрей не узнал своего голоса.

– Известно какой – понедельник, шестнадцатого июня тысяча девятьсот сорок седьмого года.

– Какого года? – изумился Андрей.

– Оглох, что ли?

Женщина подошла к приемнику, повернула выключатель.

– С добрым утром, товарищи! – донеслось из тарелки. И следом зазвучал гимн, гимн Советского Союза, а не России!

С ума сойти! Андрей рывком встал. И еще раз удивился – на нем были исподняя рубаха и холщовые кальсоны. Да он сроду таких не носил.

На стене висело зеркало в простой деревянной раме. Андрей подошел к нему. На него смотрело его лицо, но вместо бороды, к которой он привык, на верхней губе были усы. Только не пышные, а щеточкой – как у маршала Ворошилова в свое время или у Кулика. Не веря своим глазам, Андрей потрогал усы. Колючие!

– Мойся, ешь и одевайся, на службу опоздаешь!

Женщина вошла в комнату и стала собирать на стол. Андрей хотел спросить – где он служит, кем и куда идти? Слишком неожиданные и разительные были перемены, происшедшие с ним. Но не решился – сам понемногу разберется.

Он умылся над раковиной на кухне, в подвесном шкафу нашел бритвенные принадлежности, помазок и побрился.