Борис все учитывал на будущее. Большинство решений об усыновлении детей иностранцами суды принимали к немедленному исполнению. Хотя закон допускал такую срочность лишь в особых обстоятельствах. Например, когда промедление может обернуться несчастьем или исполнение позже по каким-либо причинам нереально. Но в судебных решениях не указывались не только эти особые обстоятельства, но даже мотивы-причины странной поспешности. А подобная практика опасна. Она ведет к серьезным осложнениям в дальнейшем, поскольку в случае отмены решения суда поворот исполнения ничем не обоснованного решения вряд ли реален или по меньшей мере весьма затруднен. Но именно это и играло на руку Борису. И как радовался Недоспасов, узнавая об этом… Посмеивался, читая об усыновлении в России. Здесь эту проблему все равно не решали. Хотя давно требовалось.

Только наше общество спокойно на этот счет. Да, в российских приютах сегодня — более миллиона сирот. Но кто рассматривает и воспринимает это положение как национальную трагедию? Многие даже беды в том не видят. Ребятки в детдомах накормлены, напоены, одеты. Они не живут на улицах, не ночуют в подвалах, их учат и воспитывают. Логично. Особенно учитывая огромное количество появившихся в России беспризорников. По некоторым данным, их уже несколько миллионов. И страна не видела ничего подобного со времен Гражданской войны. А будущая судьба юных бомжей стала их личной заботой. Кому до них какое дело? Каждый выживает в одиночку.

В большинстве развитых стран сиротам обеспечивают домашние условия, что для нищей России не характерно и просто пока нереально. Где же выход? И есть ли альтернатива иностранному усыновлению?

Допустим, размышлял Борис, в России следует запретить торговлю детьми навсегда. Дети и деньги, дети и бизнес — страшные, противоестественные, взаимоисключающие понятия и словосочетания. Допустим… Надо признать обоснованность и закономерность определенной логики борцов с детоторговлей. Но тогда следует запретить и торговлю здоровьем, и правом на справедливость, то бишь частную медицинскую и юридическую практику, вновь установив государственную монополию. Результат хорошо известен и предсказуем — очень низкое качество услуг. А прибыль все равно и в этом варианте никуда не исчезнет, останется на своем законном месте, просто превратившись в привычную форму взяток чиновнику. И чиновники будут наглеть на глазах и богатеть. Ибо только они тогда сумеют срочно подобрать для усыновления ребенка поменьше, посимпатичнее и поздоровее.

— Пока есть семьи, мечтающие усыновить ребенка, детдомовские дети всегда будут пользоваться спросом и оставаться предметом купли-продажи, — сказала Борису Марина. — И помешать нам может лишь само государство. Но не суровыми законами, которые мы все равно обойдем на перекладных. Оно обязано создавать объективные условия для наилучшего удовлетворения нынешнего высокого спроса на детей. Должно делать все, чтобы помочь сиротам обрести семью, а оно делает все наоборот. Так что сам понимаешь, дорогой адвокат…

Борис все понимал.

Он изучил заодно работу органов опеки и многое постиг и из этой практики. Инспектор по усыновлениям отличался от посредника, как ночь ото дня. Первому на все плевать, а второй искренне заинтересован побыстрее найти малышу родителей. Интерес определяют деньги. Ну и что такого? Борис не видел в этом ничего дурного и предосудительного. Поиск усыновителей и подготовка усыновления, сбор необходимых документов — серьезная, большая работа, и частное посредническое агентство выполняет ее куда эффективнее, чем государственное учреждение.

Моральная оценка посреднической деятельности не играет никакой роли в судьбах сирот. Кто-то, вероятно, способен поверить в то, что некоторые посреднические агентства якобы беспокоятся прежде всего о детях, а не только о заработках.