То же самое повторялось из раза в раз – дважды в неделю, после полудня. Джованни радовала возможность видеть Елену, но чрезвычайно удручало то, что он не может сжать ее в объятиях. Елена тоже умирала от желания обнять его, к тому же ей было все труднее притворяться перед матерью и друзьями.

Как‑то раз Джованни сидел за столом в таверне, стараясь придумать способ встретиться с Еленой наедине, когда его кто‑то дружески окликнул:

– Похоже, вы поглощены своими мыслями!

Джованни поднял глаза, и его лицо просветлело от радости.

– Агостино! Как я рад нашей встрече!

Агостино сопровождал молодой человек чуть старше его, роскошно и изысканно одетый.

– Познакомьтесь с Андреа Балби, моим добрым другом. Не возражаете, если мы присоединимся к вам и пропустим по стаканчику вина?

– Буду рад составить вам компанию!

– В последнее время вас почти не видно в городе. Похоже, вы отклоняете все приглашения на приемы и балы – только представьте, сколько сердец вы разбили!

– Видите ли, с недавних пор я утратил интерес к званым вечерам.

Джованни хотелось рассказать обо всем Агостино, но присутствие постороннего человека его смущало. Однако Агостино сам заговорил о Елене.

– Неужели это встреча с Еленой Контарини так на вас повлияла?

– Я… я не совсем к ней равнодушен.

– А я предупреждал, что она самая красивая женщина Венеции! И отличная партия, с богатым приданым. Жаль, что она может выйти только за кого‑нибудь из самых знатных и старинных родов Венеции… вроде нашего друга Балби!

Агостино и Андреа расхохотались. Джованни переменился в лице.

– О чем вы говорите?

– О законе, запрещающем браки между знатью и простолюдинами, который приняли десять лет назад.

Джованни словно громом поразило. Венеция казалась таким открытым, смешанным и свободным от предрассудков городом, юноше и в голову не приходило, что здесь может существовать узаконенная помеха их с Еленой отношениям.

Джованни изо всех сил попытался скрыть внутренние муки.

– Надо же, какой странный закон, – заметил он, пытаясь перевести разговор на политику. – Я думал, что Венеция – республика.

– Вы уловили самую суть удивительной двойственности венецианской политической жизни! Наша политическая система – потрясающая смесь демократии и просвещенного деспотизма, так как она целиком опирается на аристократов, которые и выбирают сенаторов, дожа и его советников. Поразительно, но эту совершенно неравноправную систему одобряют все жители, включая тех, кого полностью отстранили от какого‑либо представительства или принятия решений, – другими словами, девяносто восемь процентов населения!

– Признаю, наша демократия не для всех, как хотели бы некоторые, – согласился Андреа. Будучи дворянином, он был одним из двух тысяч пятисот членов Большого совета Венеции, краеугольного камня политической жизни города. – Но в отличие от монархий, которые окружают город, благодаря подобной системе у нас нет диктатуры, переходящей по наследству. Верховного правителя, дожа, избирает Большой совет путем очень сложной процедуры, которая помогает избежать интриг какой‑нибудь одной семьи, к тому же власть дожа постоянно контролируется другими органами власти, например сенатом или Советом десяти.

– Я не посягаю на государственные институты, – сказал Агостино торопливо, ведь в городе, где анонимные обвинения не раз приводили к тому, что политических противников сажали в тюрьму или травили ядом, любое неправильно истолкованное замечание могло навлечь беду. – Они обеспечивают Венецию стабильной властью вот уже семьсот лет, и это замечательно.