С трибун за тренировкой наблюдали тридцать человек. Было холодно и ветрено, но они не уходили. В программе значились такие таланты, как Мирс, Риттер и Маккой, – равные им в Чамберсе появятся не скоро. Это Кент понимал лучше кого бы то ни было. Он занимал должность главного тренера уже тринадцать сезонов и дважды добирался до финальной игры чемпионата штата. Такой команды у него никогда не было.

Глядя на парней, он мечтал скорее увидеть в воздухе освещенный прожекторами мяч. Мечтал об игровом дне. И сам себя не узнавал. Как и большинству тренеров, ему всегда не хватало одного тренировочного дня. Невозможно быть полностью готовым к игре. Но на этой неделе, в этом сезоне, с этой командой?.. Кент поймал себя на желании быстрее оказаться в свете прожекторов. Чтобы все быстрее закончилось, а потом началось снова. Неужели он не сможет заполучить этот ускользающий титул чемпионов штата с такими талантами?

Это игра, в которую играют мальчишки, напомнил он себе, когда Мэтт Байерс, отвечавший за подготовку защитников, вышел на середину поля, чтобы напомнить о давлении на противника. Твоя задача – использовать игру, чтобы помочь этим мальчишкам. Ты здесь не для того, чтобы добыть чемпионский кубок. Никогда не был и никогда не будешь. Отсутствие кубка ничего не говорит о твоей ценности как человека – как и его наличие.

Но в этом сезоне?.. В этом сезоне помнить об этом было трудно.

Он позволил Байерсу исполнить свою роль, подозвал к себе команду, и, когда все – сорок семь игроков и шесть тренеров – собрались вокруг него, объявил об окончании тренировки.

– Не задавайтесь. Опустите голову. – Кент повторил слова, которые говорил после каждой тренировки и каждого собрания в раздевалке до окончания сезона. Потом он сказал, чтобы все подняли голову и держали ее высоко. Но только потом.

Формально тренировка закончилась, но Кент вышел на середину поля, и бо́льшая часть команды последовала за ним. Он не просил их этого делать, что было очень важно – четыре года назад после жалобы кого то из родителей школьный совет поставил перед ним такое условие. Ему было сказано, что молитва со школьной командой нарушает принцип отделения церкви от государства. Он не может требовать этого от своих игроков. И он не требовал. Кент молился в конце каждой тренировки, но участие было добровольным.

Игроки преклонили колено, и Кент прочел короткую молитву. Футбол в ней не упоминался. Ни раньше, ни теперь, ни в будущем – и не должен. Ближе всего к этой теме он подошел в тот момент, когда молился об их здоровье, хотя в этом сезоне, слушая слова, слетавшие с его губ, иногда ловил себя на том, что подходит слишком близко. Теперь ему захотелось сделать свою просьбу конкретной: «Боже, только не колено Деймона. Господи, присмотри за бросковым плечом Лорелла…» Глупые желания, за которые он будет упрекать себя, когда останется один, но от них никуда не деться.

Потому что этот сезон…

– Аминь, – произнес Кент, и это слово эхом пробежало по рядам мальчиков.

Все поднялись на ноги и бегом направились в раздевалку – ни один игрок никогда не выходил на поле и не покидал его шагом, только бегом. Кент смотрел, как Колин Мирс сворачивает к своей подружке Рейчел Бонд, которая ждала у барьера. Быстрый поцелуй, на удивление целомудренный для переполненных гормонами подростков, и парень присоединился к остальным. Такого отступления от заведенного порядка Кент обычно не позволял, но теперь напомнил себе, что его игроки – не просто шестеренки в футбольной машине. Этой девушке пришлось несладко, и Колин для нее – свет в окошке. Кент очень хотел, чтобы все были такими, как Колин, – не только в футболе, но и в жизни.