— Так что видишь, как удачно всё совпало. Взяли тебя, а у тебя есть засвеченная пушка с мокрухи.
— Да я в натуре не понимаю, вы чё, мне Чингиса шьёте? — Дружинин начал вставать, но я надавил ему на плечо, чтобы сел. — Я отвечаю, не в курсах, кто его мочканул! Это…
— Ну, — я пожал плечами. — Мы, конечно, люди не болтливые, но если Артур услышит, он за своего человека будет рвать всех, кого найдёт.
Дружинин приоткрыл рот, но Якут не дал ему подумать об этом.
— Обрез откуда⁈ — рявкнул он, привстав из-за стола и наклонившись к Дружинину. — Где взял? Кто его сделал? Говори! Или на тебя Чингиса повесим. А братве шепнём, что ты их бугра порешил.
— Да у деда одного на хате вынес, он всё равно куда-то пропал, — оправдывался тот. — С Лёхой Кирпичом на дело пошли, квартиру выставлять, нашёл ружьё под шконкой. Ножовкой по металлу ствол отпилил, ну это, чтобы носить сподручнее. И приклад того, отхреначил.
— Кража с проникновением в жилое помещение, незаконное хранение оружия, незаконное изготовление оружия, — перечислял я. — И подготовка к разбойному нападению. Ну и вишенка на торте — нападение на сотрудников милиции при исполнении. Ах да, чуть не забыл, за что мы тебя искали-то. Убийство с отягчающими там.
— И не просто нападение, а вооружённое покушение на жизнь сотрудников, — добавил Якут.
— А у нас же там сидит кто-то из зареченских? — спросил я. — Может, вместе их запихать, в одну камеру в изоляторе? Там и разговорится. Если выживет, конечно. А потом как Артур узнает, уже точно не выживет…
— Да я не в курсах про Чингиса, отвечаю! Б** буду, век воли не видать, я… не надо меня туда, — прошептал он. — Они же отморозки. Твари конченные, начальник!
— Ты за что Кирпича убил⁈ — Филиппов наклонился к нему через стол так близко, как мог.
— Из-за ружья этого! Говорю, продать надо на Старом рынке, сделать обрез, братва с руками оторвёт. Потом, говорю, поделить поровну, а он выделываться начал, говорить, что его это доля. Выпил, фуфло начал мне толкать, граблями своими махать, вот я нож случайно взял и…
— Пиши, — Якут взял из пачки лист и хлопнул по нему ладонью.
— Что писать?
— Всё пиши. И про обрез, и про Кирпича, и как в нас стрелять хотел, — он закурил и чуть кивнул мне, мол, всё хорошо. — Всё, что говорил, всё и пиши. Или я за себя не отвечаю.
А когда Дружинин стал писать большими корявыми буквами, делая ошибки чуть ли не в каждом слове, Филиппов присмотрелся ко мне и тихо сказал:
— Отсыпайся, Васильев. Ты, конечно, когда сутки не спишь, такое вытворяешь, но отдыхать тоже надо. Иди, прикрою, пока тебя Шухов не увидел, а то запряжёт ещё куда-нибудь.
Тут он был прав, а мне хотелось обдумать всё в спокойной обстановке.
Но выйти из кабинета я не успел, услышал тяжёлые торопящиеся шаги. Отдохнуть и подумать, кажется, пока не дадут.
— Васильев, всё-то на работе? — Шухов, куда-то мчавшийся (это его топот я слышал), резко остановился и заглянул к нам. — Значит, не устал. Возьми кого-нибудь старшего, и идите-ка в депо, да поживее, туда уже судмедэксперт и криминалист едут. По вам работа.
Глава 4
Вот же Шухов, он таким тогда всегда был, и будет потом, когда получит повышение и станет начальником УВД. Не успеешь вовремя уйти — сразу запряжёт под какую-то работу.
— Попозже подъеду, — сказал Якут, поглядывая из-за плеча Дружинина, что он там пишет. — Закончу с этим и приеду. Сходи пока, разузнай, что и как.
— Могу я с ним, — Устинов затушил сигаретку. — Там же как раз Яха Ручка будет, давно его не видел. |