Пока зенитчики двух установок развлекались стрельбой по низколетящим "мессерам", четыре других "Панциря" выпустили по приближающейся группе "хейнкелей" по две ракеты земля-воздух. Как говаривал мой дед: — Серега, запомни — сала много не бывает.

Ракеты, разматывая за собой белые дымные нити, похожие на пучок спагетти и, словно притягиваемые магнитом, приближалась к строю немецких бомберов. Вот, дымные хвосты внезапно оборвались… Непосвященным показалось, что у ракет закончилось топливо, и сейчас они упадут на землю. Томительные секунды радиокомандная система наведения вела к цели отделившиеся от ракет боевые части. Внезапно в воздухе среди черных точек немецких бомбардировщиков стали распускаться багрово-черные цветки взрывов. Вниз посыпались горящие обломки, и сбитые самолеты. Все попадания были практически прямыми, скорость целей была невелика, и они практически не маневрировали.

Несколько секунд спустя докатился протяжный низкий грохот. На станции весело загалдели бойцы и железнодорожники, наблюдавшие за воздушным налетом. С начала войны, люфтваффе чаще всего оказывалось безнаказанным убийцей. Зенитчики скорее отпугивали вражеские самолеты, чем сбивали их. По статистике этих лет, для того чтобы сбить один самолет, ПВО должно было выпустить по врагу 35 тысяч зенитных снарядов. Истребители были в этом смысле куда эффективней, но после 22 июня в советских ВВС осталось очень мало современных истребителей, да и те повсюду, как правило, не успевали.

Но, сейчас в воздухе и не могло быть советских истребителей. Для облегчения работы "Панцирям" любая воздушная цель должна считаться по умолчанию вражеской. Ибо Яки и МиГи никаких приборов "свой-чужой" не имеют, а посему могут за милую душу угодить под "дружеский огонь".

Примерно через полминуты над местом побоища в воздухе один за другим начали распускаться купола парашютов — на местном жаргоне — "одуванчики". За сбитыми фрицами пришлось посылать своих орлов на БМП, а то местным бойцам все едино: что люфтваффе, что СС — до штаба не доведут. А не фиг развлекаться стрельбой по беженцам и госпиталям, господа юберменьши!

Примерно через полчаса привели пленных, один летчик — обер-лейтенант, и два унтера — воздушные стрелки. Остальные, говорят, оказали вооруженное сопротивление и были уничтожены на месте… Ну, и ладно, уничтожены, так уничтожены, я им что, мамка что ли? А этих, говорю, героев люфтваффе, проведите через всю станцию, как есть с битыми мордами. Для поднятия боевого духа прибывшей на фронт части.

Ой, что там было, кинокомедия про индейцев, простите немцев — "Юберменш битый", он же пленный. Руками не трогать — обгадится. Так и повели их к станционному особисту сдавать под расписку. Аншлаг был полный, куда там Петросяну. Народ пришел в такой восторг, что чуть было этих гадов не линчевал. Но вроде все обошлось. На шум из того, что осталось от вокзала, выскочил особист, сделал страшное лицо — даже нагана доставать не потребовалось — и уволок бедных фрицев в свое логово, аки дракон, наверное, для употребления в пищу…

Но, хорошо то, что хорошо кончается, и пришла наша очередь ставить технику на платформы. У выходной стрелки на Славянск уже нетерпеливо орет паровоз. Танковый батальон Деревянко убыл еще ночью, так что теперь наша очередь. После рейда даже теплушка с буржуйкой кажется номером в пятизвездочном люксе.

Кстати, по приколу, то что у нас в бригаде называется усиленным танковым батальном, у местных это и есть танковая бригада полного состава. А все вместе мы по технике на корпус тянем, и только по личному составу на бригаду. Вот так, мы маленькие, но ужасно зубастые!

Свистнул паровоз и, лязгнув сцепками, состав дернулся — поехали! Куда лежит наш путь нам не сообщают — секретно, но слухи ходят совершенно разные.