Бекир Али осторожно снял со стены медное блюдо и припал глазом к маленькому отверстию. Из-за пара движения человека по ту сторону перегородки казались замедленными, словно давались ему с большим трудом. Бекир Али почувствовал слабость в коленях. В эту дырочку он подглядывал за чиновниками, приезжающими из столицы, всякий раз, когда сомневался в правдивости их слов или хотел угадать истинную цель их поездки. Он твердо знал: то, что скрывают глаза или слова, выдает голое тело. Там, в облаках пара, среди голых стен, как ни в каком другом месте, человек обнажает свои тайны. Там выходят наружу алчность и вожделение, сомнения и решимость, тайный страх, раскаяние и готовность идти по трупам.

Бекир Али едва сдержал вздох. Тело гостя не выдавало ничего, кроме пережитых страданий, словно не струйки горячей воды касались его, а невидимые розги.

"Этот человек или сумасшедший, или святой", — подумал Бекир Али. Его движения не сообщали ничего, они, казалось, лишь о чем-то вопрошали, чего-то требовали. По его телу невозможно было даже понять то, что Бекир Али всегда видел едва ли не с первого взгляда: нравились ли ему женщины или мальчики, или же он предпочитал, чтобы с ним занимались любовью мужчины. Сколько раз использовал это Бекир Али, особенно последнюю склонность, чтобы опорочить чиновников, казавшихся совершенно неуязвимыми.

Он оторвался от дырки в стене, только когда гость стал вытираться полотенцем.

Спустя некоторое время оба сидели на миндере в гостиной, в широкое окно виднелась часть веранды. Бекир Али был удручен. Он с трудом подыскивал слова, чтобы не дать угаснуть беседе, которую он, как хозяин дома, обязан был поддерживать. Приезжий явно предпочитал отмалчиваться. "Это не гость, а ворон какой-то", — подумал Бекир Али. Приезжий рассеянно смотрел в окно, как день клонится к закату, после бани глаза его казались еще более усталыми.

— Так вот, значит, какая она, Албания, — тихо проговорил он, будто разговаривая с самим собой.

— Вы здесь впервые? — поинтересовался хозяин дома.

Гость утвердительно кивнул.

Он еще несколько раз кивнул, словно продолжая отвечать на вопросы, которые задавал ему кто-то невидимый. "Сам черт, может быть", — подумал Бекир Али. Покивав, гость вдруг произнес все так же тихо:

— Как жаль…

У Бекира Али ёкнуло сердце. Что значит это, будто случайно вырвавшееся "как жаль"? Кого ему жаль? И почему?

Напрасно он ждал, не добавит ли гость что-нибудь к сказанному, — тот замкнул уста. Равнодушно смотрел он сквозь оконное стекло потухшими, как у человека, потерявшего последнюю надежду, глазами, взгляд их так и обдавал холодом. Пару раз Бекир Али едва сдержался, чтобы не схватить приезжего за горло и не гаркнуть ему прямо в лицо: "Кого это тебе жаль? Уж не меня ли? Может, ты и принес мне черную весть? Говори, ворон проклятый!"

Бекир Али давно знал, что высокие столичные гости зачастую привозили местному правителю обвинительный приговор. Бывало, несчастный с почестями принимал посланца, тот ел и пил с ним, а потом вдруг, совершенно неожиданно, ближе к полночи извлекал из потайного кармана катиль-фирман, смертный приговор. "Султан требует твою голову". После этого осужденному ничего не оставалось, как подчиниться судьбе и добровольно подставить голову под шелковый шнурок — чтобы ему сломали шею, прежде чем отрежут голову.

"Сколько раз он выполнял такие задания? — думал Бекир Али, не сводя глаз с гостя. Но тот по-прежнему смотрел мимо него, словно его тут и не было. — Может, за ужином хоть что-нибудь прояснится?"

За трапезой приезжий и в самом деле заговорил, но сказанное им, вместо того чтобы успокоить, еще больше взволновало Бекира Али.