Раздосадованный, я возвращаюсь в свой номер, мечтая встать под прохладный душ. Но мне не дают. Их трое и я сразу понимаю, кто они. Не высокий чернявый крепыш с перебитым носом краток: «Поехали, тебя заждались». Возражать глупо. «Вещи захвати с собой». Это мне уже совсем не нравится. Внизу нас ждет машина.

Через пятнадцать минут мы въезжаем через зеленые металлические ворота в сад, благоухающий свеже политыми розами. В двухэтажный особняк вместе со мной заходит лишь горбоносый. В столовой обедают двое. Одного я не знаю, а второй — это Т. Узнав его я впервые в накаленном жарой городе, чувствую холодный озноб: «Ничего себе подзаработал!» Т. с интересом рассматривает меня: «Так вот какой у меня зятек. Мог быть и хуже. Выпей, сынок, с тестем». Я жадно опрокидываю в себя наполненный до краев бокал сухого красного вина, ощущая, как прохладная жидкость смягчает сухость во рту.

Угадав мое состояние, Т. усмехается: «Поговори со своим шефом. Сейчас тебя с ним свяжут». Я беру протянутую мне телефонную трубку. Голос шефа звучит взволнованно: «Это ты, Николай? Мы все попали в ловушку. Т. заранее предугадал намерения конкурента и укрыл дочку у своих южных друзей, а те подсунули нам валютную девочку, внешне на неё похожую. Но сейчас все уже позади. Переговоры закончены. Наш клиент вынужден уступить, и мы теперь будем работать на Т. Твоя безопасность входит в условия нового договора. Как наш будущий постоянный заказчик Т. любезно согласился сам оплатить твою работу вместо прежнего клиента. Так что ты там особенно не торгуйся, но и не продешеви. Шучу, конечно!»

Я со злостью бросил трубку. Т. с аппетитом ел курицу, раздирая её прямо руками: «Так вот, парень. Ты хотел мне сделать зло. Правда, за большие деньги и это тебя немного оправдывает. Но впредь не советую — идти против меня». Т. резко отрывает кусок курицы и брызги жира почти долетают до меня. «Теперь о расчете. Тебе обещали триста тысяч. Ты не добился конечной цели, хотя и очень старался, — Т. похотливо хохотнул, — и Потому должен получить лишь половину. Значит, остается сто пятьдесят. Из них я вычту ещё семьдесят пять. Это плата подменившей мою дочь Наташке за проведенные с тобой две ночи. Для таких лириков, как ты, — это романтичное приключение, а для неё привычная работа. Извини, но меньше ей дать не могу: тридцать тысяч за ночь — ее обычная такса. Да ещё бедной девке пришлось вместо удобств в „люксе“, барахтаться с тобой на грязном брезенте почти под отрытым небом. Но ради нашего хозяина, что только не сделаешь!»

Выпуклые маслянистые глаза сотрапезника Т. насмешливо блеснули. А Т. продолжил: «Значит, тебе причитается ровно семьдесят пять тысяч, как и этой продажной девке: за каждую ночь по тридцать тысяч. А чем она хуже тебя? Согласись: это справедливо и никому не должно быть обидно».

Т. и гостеприимного хозяина просто трясет от смеха. Я молча проглатываю оскорбление. В этой игре явно банковать не мне. Отсмеявшись, Т., не вытирая сальных рук, достает из кармана смятую пачку денег и небрежно бросает на край стола.

Очень хочется гордо уйти, отказавшись от платы. Но Т. сердить опасно, да и деньги никогда не помешают.

«Бери, когда дают, беги, когда бьют — много ума не надо», — голос внезапно вмешавшегося хозяина неприятно дребезжит словно плохо натянутая гитарная струна.