— Наконец-то! — воскликнул он. — Я жду уже полтора часа. Я не мог даже связаться с вами — эфир забит переговорами высоких инстанций по поводу инцидента, а свободные частоты заглушены, чтобы не допустить преждевременной утечки информации о происшедшем.

— Мировой Совет напоминает разворошенный муравейник, — подтвердила психолог, подавая бумаги Афу Нуту, и они вместе вошли в безлюдное, ярко освещенное помещение под надувным сводом. — Везде проверки, проверки… Я думала, что уже никогда не долечу.

Опытным взглядом хирург стремительно просматривал наследственную карту Рена Боза.

— Так… так… в течение тридцати поколений предки на оккупированных территориях не проживали… спецналогами не облагались… спецпереселениям не подвергались… к спецконтингентам не относились… собственностью не владели… в «сигналах» не фигурировали… так… так… — он мерно кивал седой головой в такт строчкам, которые пробегали его острые глаза. Угу… Хорошо. Думаю, можно лечить. Вы вовремя успели. Но тут есть еще один момент… один нюанс, — он помедлил, не зная, как сказать.

— Я слушаю вас, Аф, — стараясь сдерживать волнение, с достоинством произнесла Эвда Наль.

— Час назад, уже будучи здесь и уже развернув операционную по просьбе здешнего начальства, я узнал, что опыт, который провел ваш возлюбленный, не был согласован ни с Советом Звездоплавания, ни с Академией Пределов Знания, ни с какой-либо иной ответственной инстанцией, — непроизвольно понизив голос, начал знаменитый хирург. — Мой потенциальный пациент, находящийся сейчас в состоянии клинической смерти вот за этой стеной, провел его самоуправно. Получается, я сильно рискую. Я, лечивший Рена Боза после его проступка и, более того, в связи с его проступком — ведь травмирован он был именно в результате своего анархического эксперимента, — могу быть привлечен, как соучастник. Но. Фактически этим безупречным документом, — Аф Нут потряс наследственной картой Рена Боза, а потом небрежно швырнул ее на стол, — вы покрываете преступника и провоцируете меня на действия, несовместимые с честью гражданина и врача. Перед лицом закона вы его соучастница, а уж в десятую очередь — я, попавший в ваши сети.

Эвда Наль пошатнулась, яркие губы ее затрепетали. Она хотела сказать, что узнала о самоуправстве Рена только сейчас, от самого Афа Нута, но поняла, что это бесполезно.

— Чего же вы хотите от меня? — тихо спросила она. Аф Нут со значением промолчал.

— Ради Рена я не пожалею ничего, — не очень убедительно выговорила Эвда Наль.

— У вас что-нибудь есть? — почти насмешливо произнес Аф Нут.

— Я — ученый, и у меня, конечно же, ничего нет, — глядя ему прямо в глаза, ответила молодая женщина. — Но наш институт порой получает великолепное, совершенно уникальное оборудование… и я могла бы…

Аф Нут подошел к ней вплотную, пристально рассматривая ее медленно пунцовеющие под его взглядом щеки. Она не выдержала, опустила глаза.

— Вы сами — самое великолепное и самое уникальное оборудование, какое я когда-либо встречал.

В первое мгновение она не поняла. Потом предательская мелкая дрожь сотрясла прекрасное тело Эвды.

— Я бы поработал на нем.

— Прямо сейчас? — вырвалось у нее.

— Нет, — он чуть усмехнулся. — Перед ответственной операцией — ни в коем случае.