— Перед ответственной операцией — ни в коем случае. После.
— Мне отступать некуда, — тихо вымолвила она.
— Хорошо, что вы это понимаете. Вдобавок учтите вот что. Потребуются две операции интервалом более чем в сутки. Если вы попытаетесь взять назад свое слово, я просто не стану делать вторую — не стану вшивать обратно поврежденные органы, которые я сейчас извлеку для ускоренной искусственной регенерации. Но я хочу вас еще предупредить честно. Если я все же окажусь под ударом, я скажу, что вы продемонстрировали мне подложное разрешение на опыт, подписанное председателем Совета Звездоплавания Громом Ормом — и пусть дальше допрашивают вас!
Эвда Наль в отчаянии тряхнула головой, и копна ее роскошных волос перелетела с плеча на плечо.
— О, если бы я действительно успела сфабриковать его!
Аф Нут с мужественной медлительностью провел рукой по точеной груди психолога.
— Нужно было думать раньше, — мягко сказал он. — О любимом человеке следует заботиться заблаговременно, а не постфактум.
Громадные глаза Эвды увлажнились.
— Только не вздумайте плакать в постели, — предупредил Аф Нут. — Я терпеть этого не могу.
Она гордо распрямилась и снова глянула ему прямо в лицо с дерзким вызовом.
— Это будет зависеть от вас! От того, как вы проявите себя в качестве мужчины, Аф Нут!
Он усмехнулся и заложил руки за спину.
— Согласен, — проговорил он и, повернувшись на каблуках, вышел из помещения, чтобы начать готовиться к операции.
Эвда долго смотрела на затворившуюся дверь. Властное и снисходительное прикосновение руки хирурга возбудило молодую женщину, несмотря на неподходящий, казалось бы, для этого момент. Нежное желание еще больше усилило ненависть к Рену Бозу, переполнявшую все ее существо. Проклятый, невыносимый мальчишка! Если бы Эвда заранее знала, что опыт не был санкционирован компетентными органами, она ни за что не прилетела бы сюда!
После долгого бесцельного хождения из угла в угол гостиной Чара Нанди устало опустилась в широкое кресло, стоявшее у распахнутого в тропическую ночь окна. Снаружи царили мертвая тишина и тьма, и только едва угадывались в смрадной черноте неподвижные остовы догнивающих пальм, отравленных по всей Малакке смертоносным дыханием комбината «Сингапурский комсомолец».
* * *
Чара уже знала, что ее Мвен вполне оправился, но не могла решить, как теперь вести себя с любимым. Почему он не сказал ей? Почему она только теперь узнает все от посторонних людей? Неужели боялся, что она донесет? Нужна ли она ему, если он скрыл от нее свой странный, безумный подвиг? И сможет ли она облегчить его боль, самую страшную боль, какую может испытывать мужчина — боль поражения в схватке с косной материей, с темной, безликой энтропией мироздания? Не воспримет ли он ее участие как унизительную для себя жалость? Растерянность и нежность, удесятеряя друг друга, захлестывали ее ранимую, трепетную душу.
Настойчивый звонок вызова прервал ее мучительные размышления. Чара медленно подняла руку и включила ТВФ.
На зажегшемся гемисферном экране возник одетый в штатское пожилой, коренастый человек с бритой головой. Чара вздрогнула: это был начальник спецотдела Академии Чести и Права Кум Хват.
— Ну, что, дочка? — добродушно сказал он, не здороваясь. — Где твой черненький дружок? Звоню ему, звоню, ан никто не отвечает.
— Мвен Мас, — омертвело ответила Чара, — пьет Нектар Забвения в дегустационном зале завода «Красная Бавария». Он сам осудил себя.
— Ой-ой-ой, — иронически произнес Кум Хват и, заложив ногу, наклонился к экрану. — Легко отделаться думает твой академик, — в глазах Кума Хвата полыхнула давно скрываемая ненависть. |