На соседнем стуле лежала черная ковбойская шляпа, надетая на красный мотоциклетный шлем. Я поставил стакан и сел.
Они молча курили, а я смотрел на его печальное лицо. Он повернулся ко мне и вопросительно приподнял брови. Я спросил его:
— За что ты хочешь меня убить?
Он долго смотрел на меня, а потом сказал:
— Сейчас я расскажу тебе анекдот.
— Давай, — согласился я.
И он рассказал:
— Давным-давно жил старый еврей. Очень набожный еврей. Днями и ночами он молился Богу. Но дела у него шли скверно. Сначала прогорела его лавочка, потом умерла его любимая коза, потом сгорел его дом. Старый еврей упал на колени и взмолился: «Господи, за что?! Что я тебе сделал?!» И Бог ему ответил из облака: «Ну не нравишься ты мне, Мойша! Не нравишься!»
Я улыбнулся и сказал:
— Ты мне тоже. Очень не нравишься.
Молодой опять дернулся, но он остановил его рукой и встал.
— Ты куда? — удивился я.
— А что? — наклонился он ко мне.
— Убей меня здесь. Убей сразу.
Он улыбнулся мне одними губами.
— Пошел ты на х…
Молодой взял со стула шлем, дал ему черную шляпу, и они пошли к выходу. Я вышел за ними. Стоя на ступенях ресторанного крыльца, я смотрел, как молодой заводил шикарный мотоцикл с гнутым, как оленьи рога, никелированным рулем. Он сел за молодым, обхватил его левой рукой, повернулся ко мне и крикнул, перекрывая двигатель:
— Все только начинается!
Я крикнул им вдогонку:
— Это начало вашего конца!
Красный огонек мотоцикла был уже далеко. И вдруг мне показалось, что я узнал его. Я окликнул его по имени. Кажется, он меня не услышал…
На площади Льва Толстого я поймал такси. И через еще не разведенный мост Александра Невского кругом доехал до Таврического сада.
Лето царило в городе только днем, ночами еще хозяйничала весна. В легкой рубашке «сафари» меня поколачивало.
Я подошел к дому Константина. Я ни на что не надеялся. Но домой мне ехать было нельзя. Все окна в доме были темными. В одном, приоткрытом, на третьем этаже, горел свет. Я встал под окном, свистнул и крикнул на всякий случай:
— Костя!
Я знал, что в этом музее-квартире он не бывает. Крикнул, потому что замерз и идти мне было некуда. В окне появилась тень. Я крикнул еще раз:
— Костя!
На мое счастье, это был он. Он сказал спокойно (потому что можно было и не кричать — ночью и так все слышно):
— Я не хочу тебя видеть.
— Почему?
— Где ты должен быть сейчас?
— Здесь, — сказал я.
— Ты должен быть в Африке. Ты опять меня подвел.
Он хотел закрыть окно, но я сказал:
— Я на секунду. Открой.
— Зачем?
— Я хочу взять свою кредитку. Я ее заработал за пять лет.
Он подумал немного.
— Только на секунду, — и назвал мне код парадной.
В квартиру он меня не пустил. Ждал меня на площадке в трусах у своей железной двери. Только я вышел из лифта, он сразу же протянул мне кредитку:
— Сопьешься с такими деньгами.
Я оправдался зачем-то:
— Я их честно заработал.
Он звонко цокнул фиксой.
— Тогда гуляй, рванина… Все?
Изнутри меня трясло, будто на телеге везли по кочкам, и я сказал:
— Ты следующий, Костя. Не я, а ты…
Он посмотрел на меня угрюмо, как доктор.
— Тебе лечиться надо, Ивас-сик. Серьезно лечиться. На все твои деньги. Я понятно излагаю?
Он заглянул в коридор своей квартиры и открыл передо мной железную дверь.
— Иди на кухню. Я сейчас. Тихо!
Я вошел на знакомую темную кухню и рухнул на угловой диванчик. |