Изменить размер шрифта - +
И за пристрастие свое к зеленому проклятому змию, нашей, как говорится, национальной болезни, готов публично перед всеми извиниться». Я понятно излагаю?

Константин налил по второй и поднял рюмку.

— А извиняться тебе придется. И перед литературной общественностью, и перед Жориком. Я это ему обещал.

— А Натали? — спросил я.

— Что Натали?

— В статье про нее ни слова.

Константин поставил рюмку.

— Этой дуре объяснили, что Натали взревновала Жорика. И погорячилась немного. Просили ее не трогать. Дура все поняла. Она сама от Жорика в отпаде, — он погрозил мне пальцем. — Пей, алкаш неисправимый.

Мы выпили по второй. Мне стало ужасно тоскливо.

— Костя, а ты видел сегодня Натали?

— Только что их на вокзал проводил.

У меня упало сердце.

— Она уехала? Уже?

— Они все уехали. В Москву.

— Зачем?

— Главный-то праздник в столице. Разве столица такое мероприятие кому-то уступит? За такие деньги они тебе докажут, что Иисус Христос на Арбате родился! Ну, давай по последней и разбежались. Завтра мне рано вставать.

Он налил по последней и поднял рюмку.

— И все равно я рад, что с тобой, лопухом, познакомился. Что-то в тебе есть, Ивас-сик… Не зря тебя Адик жалел. Последнюю выпьем за память. За то, что она умеет не только все помнить, но и все забывать. Я понятно излагаю?

Он уже поднес рюмку ко рту, когда я сказал:

— Не понял.

Он недовольно поставил рюмку.

— Не разочаровывай меня. Я же тебя за умного держу!

Я попросил откровенно:

— Объясни, что я забыть должен?

Он посмотрел на меня с сожалением.

— Все.

— Что все?

Он поставил локти на стол и наклонился ко мне.

— Все, что случилось в эти идиотские дни, забудь. Помни только, что есть у тебя верный друг Костя, а я буду помнить, что есть у меня смешной дружок Ивас-сик. И все! Больше ничего не было! Ни-че-го! Я понятно излагаю?

Только теперь я стал кое-что понимать.

— И гарнитура барона Геккерна не было?

Влажно сверкнула фикса.

— Был. Я не поехал в Москву специально, чтобы гарнитур в контейнер погрузить.

— И масонских бумаг не было?

— Были, — опять улыбнулся он. — Тебе же копии отдали. А подлинник на хер никому не нужен.

Плечи ломило, в висках стучало… Коньяк не помог…

— И четырех трупов не было?

Константин удивленно посмотрел на меня.

— Ну почему же? Оценщика вчера похоронили. Адика сегодня утром хоронят на Серафимовском.

— А их убийцу нашли?

Константин уставился на меня металлическим взглядом.

— А его и искать не надо. Ты же знаешь, что Адик сам повесился. Слышал, что Мангуст вчера сказал?

— И оценщик сам?… — понял я. — Это тоже Мангуст рассказал?

Константин встал, достал с полки пачку сигарет, повертел в руках и положил обратно.

— Миша-антиквар после смерти оценщика колоссальную недостачу обнаружил. Обманывал Мишу школьный друг… Совесть замучила оценщика. Вот как бывает, Ивас-сик… Я понятно излагаю?

— Понятно, — сказал я. — Значит, мы с тобой тоже хотели застрелиться, но вместо себя случайно охранников шлепнули.

Константин чуть улыбнулся.

— Ты немного не прав, Ивас-сик. Охранники и правда вместо нас погибли. Но нас заказал Суслик. Он сам признался. И за базар уже ответил! Видишь, как все просто!

— Вижу, — кивнул я. — А что же мне тогда забывать?

Ослепительно сверкнула фикса.

— Точно! Забывать-то, оказывается, нечего.

Быстрый переход