Спереди гроб несли два каких-то лысоватых мужичка, похожих с виду на районных партийных функционеров. Но когда они, сурово поглядев друг на друга, одновременно перехватили фоб, на пальцах обоих сверкнули мощные золотые печатки. За ними шел Константин, с кем он шел в паре, мне было не видно. За Константином, последним с этой стороны, фоб поддерживал у изголовья Мангуст в длинном черном плаще с поднятым воротником. Бедный Адик чуть выглядывал из фоба с траурной повязкой на лбу. За фобом шла худенькая заплаканная старушка в деревенском платочке, с цветной фотографией в руках. Я протиснулся ближе и увидел, что на фотографии счастливо улыбался молодой десантник в голубом берете, с белым аксельбантом на плече.

Не сразу я узнал в счастливом дембеле своего бедного шефа. Я отошел в край аллеи. Провожали Адика человек сто, не меньше. Где-то впереди процессии печально загудел оркестр. Процессия развернулась у церкви и медленно потекла по боковой аллее. Я пристроился в конце, рядом с угрюмыми стрижеными «шестерками». По дороге они вспоминали, как начинали вместе с Адиком в какой-то «бригаде». И уже на подходе к месту упокоения один из них мудро заключил: «Выше лезешь — круче падать».

У свежей могилы процессия заколыхалась, рассасываясь по кругу. Впереди испуганно вскрикнула женщина. Стриженые насторожились. Оказалось, что рядом с могилой Адика могильщики рыли еще одну, и женщина чуть в нее не свалилась.

Могильщиков шуганули. И началось долгое прощание. Сначала красиво говорили какие-то бледные очкастые советники, вроде меня. Потом и их шуганули. Прощаться стали друзья. Чтобы понять, хоть напоследок, кто же такой был Адик, я протиснулся ближе и совершенно неожиданно оказался впритык со своей бывшей женой.

От неожиданности я ей сказал:

— Извините…

Она тут же меня поправила громким шепотом:

— Ты хотел сказать здравствуйте?

— Видишь, как ты все хорошо поняла, — ответил я.

Она послушала немного очередного друга и спросила:

— А ты что не выступаешь? (Так и спросила: «не выступаешь», как у артиста.)

Я только плечами пожал.

Она еще послушала и задела меня локтем.

— Идем покурим. Это надолго.

Мы пробрались сквозь толпу к какому-то мраморному обелиску. Она достала из сумочки «Мальборо» и протянула мне почти полную пачку.

— Я не курю, — напомнил я ей.

— Так и не начал? — удивилась она. — Счастливый. А я вот теперь курю.

Я понял, что виноватым в том, что она закурила, как всегда, оказался я. Она курила с отвращением, словно какую-то медицинскую процедуру проделывала.

— Где ты теперь работать будешь?

— Не знаю.

— Хочешь, я с Пашей поговорю?

— С каким Пашей?

Она посмотрела на меня как на идиота.

— С мужем.

— Лучше не надо, — попросил я ее ласково.

Она затянулась напоследок, фыркнула брезгливо и отбросила на дорожку хабарик.

— Не женился?

— Нет.

— Блядуешь, — поняла она.

Такого я от нее раньше не слышал. Она улыбнулась мне покровительственно.

— Меня вспоминаешь?

— Я все забыл, — сказал я ей свой новый пароль.

Она обиделась.

— Ведь у нас было что-то хорошее.

— Что?

Она смотрела на меня, прищурясь.

— Неужели забыл, как мы ездили в За… (и она назвала то место, где меня никто никогда не найдет). Неужели забыл?

— Вот это помню, — признался я откровенно.

Она погладила меня по щеке.

— Соседи не мешают?

— А что? — насторожился я.