— Ты только это… гляди у меня!

— Ладно, до связи… — Филя рассмеялся.

5

Тесен мир — сколько раз приходилось уже Филиппу Агееву убеждаться в этом!

И еще одно, не менее важное, заключение: хороших людей значительно больше, чем всякого дерьма, просто подход к ним нужен. Люди перестали верить друг другу — в этом главная беда. Но — поправимая. Это он тоже знал, ибо умение находить нужные подходы считал одним из важнейших достоинств сыщика. И вообще — человека.

Отыскать с помощью местных товарищей фуражку летчика гражданской авиации особых трудностей не представляло. И, надев ее, Филя тут же обрел уверенность в том, что профессионально «влился» в дружную семью российских авиаторов. А посему его интерес к тому, куда мог запропаститься Леня Филенков, был самым натуральным. Да и горлышко бутылки, торчащее из кармана кожаной куртки, определенно указывало на самые благие намерения человека, пришедшего в гости к товарищу. Таким же «естественным» было и его изумление, а после искреннее огорчение, едва Агеев узнал, зачем с раннего утра тут, в подъезде, где проживают Филенковы, «ошивалась» милиция. Короче говоря, слово за слово, и сосед Леонида, Иван Васильевич, не имевший к авиации ни малейшего отношения, но искренне уважавший этих ребят, пригласил человека к себе — не на дворе же о серьезных вещах разговаривать!

А что касаемо уважения, о коем почти с первой минуты знакомства зашла речь, так сосед исходил из того, что парни летают хрен знает на чем техника-то давно устаревшая, все ресурсы исчерпавшая, — а ничего не боятся.

— Вон и Ленька наш говорил про то, так недельку всего и поминал-то, — Иван Васильевич известным жестом щелкнул себя по шее, под скулой, — и хоть бы хны ему, обратно туда же…

— А менты-то чего говорили? — Филя, старательно изображая, что он никак не может прийти в себя после известия о трупе в сгоревшей «шестерке», лишь отрешенно кивал в такт словам Ивана Васильевича.

— Да чего они могут говорить? Они и сами ни хрена не знают… Только я-то чего думаю?..

И Филипп понял, что сосед, пусть он и не был до конца уверен в гибели Леньки, однако, надо понимать, и не возражал бы против того, чтобы они сейчас вдвоем, у него на кухне, под соленый огурчик, маленько помянули бы безвременно отошедшего. Тут ведь как? Ошибочка выйдет, так оно и опять же — на пользу! Выходит, по закону долго жить будет. Ну а не повезло, значит, тем более, сам Бог велел…

Речь у соседа была сбивчивая, но, в общем, понятная. И Филя не стал возражать — обычай есть обычай. С одной стороны, конечно, вроде бы и преждевременно, а с другой — как посмотреть. Опять же, если душа подсказывает? Сам-то он, кстати, полностью разделял уверенность Александра Борисовича Турецкого, поэтому мог бы приступить без зазрения совести.

Натуральным объяснением обстоятельств, связанных с исчезновением Леонида Аркадьевича (несмотря на относительную молодость Филенкова, уважительное к нему отношение, подчеркнутое таким вот образом гостем, очень понравилось Ивану Васильевичу), как раз и оказалось известие о затянувшихся поминках. Ну да, если человек не в себе и пьет, извини, целую неделю без продыху, это же о чем-то свидетельствует? Причем и не один пьет! Ибо — не алкаш! Вот и Иван Васильевич, по мере сил, тоже… И совсем напрасно Лидочка, супружница Леонида, пробовала бочку катить на соседа, что, мол, старый уже, а туда же… Обидно, поскольку речь-то шла о трагедии, можно сказать, общечеловеческой…

Филя понял, что пора закругляться, поскольку сосед, огорченный не менее его, был готов включиться в новые теперь уже поминки, неожиданно свалившиеся на его седую голову.