Осторожно обмыл лицо, оттер черные от грязи руки, попытался очистить вконец испорченные брюки, покрытые непонятными рыжими и бурыми пятнами и потеками, которые тоже омерзительно воняли не то навозом, не то чем-то близким к нему. А вот куртку надевать не стал, показалось, будто в ней как раз и сосредоточились все отвратительные миазмы помойки. Просто вытащил булавочку-микрофон из уголка воротника и воткнул под воротничок хотя бы в меньшей степени вонявшей шерстяной рубашки. Потрогал прибинтованную к щиколотке коробочку — все на месте.
И теперь было время подумать, где и чем занимается следователь Серов, который, насколько он помнил, так и не вышел из «Волги». Ну да, Турецкий же сам запретил ему это делать. Но хоть защитить старшего товарища он же мог? Не сразу, а потом, когда Турецкого уже обездвижили? Когда собрались везти на свалку? Или Юрий Матвеевич тоже стал жертвой тех бандитов — из «ауди» и милицейской машины? Забыл спросить у Севы… Но он, вероятно, уже появится здесь с минуты на минуту.
— Извини, майор, у тебя случайно не найдется какой-нибудь мятной жвачки — пососать, а те во рту сплошной сортир?
Дежурный немедленно залез в ящик своего стола и, покопавшись в нем среди бумажек, добыл початую пачку «Орбита» — без сахара, естественно. Турецкий сунул в рот сразу две пастилки, но разбитая губа вдруг так разболелась, а к горлу из желудка подкатила такая тошнотворная волна, что от попытки обрести «чистое дыхание» Александра Борисовича едва не вырвало. Ну и черт с ним, с этим «Орбитом»! Оставалась надежда на сообразительность Севы Голованова…
И он вошел — огромный, улыбающийся, не растерявший чувства юмора, это уж точно. По-свойски протянул руку майору, кивнул, потом поздоровался с Турецким. Сел на скрипнувший под ним стул.
— Ну, скажу тебе, Сан Борисыч, задал ты мне нынче работку! Майор, тут у тебя нет посторонних?
Дежурный отрицательно потряс головой, но дверь опять прижал поплотнее.
— О деталях я не буду, все имеется на пленке. Напарник твой, Борисыч, чистая сука, это без преувеличения. Текст там такой, что мало не покажется… Ну а с тобой? Бутылочку они в тебя таки влили, я ее позже подобрал. С «пальчиками», со всем, что экспертизе потребуется. Кстати, к «мочилову» у них дело не шло, хотя намек такой просквозил, но вариант был отвергнут сразу. Про себя ничего не могу сказать, не знаю, какими силами сдержался. Хорошо — я оказался, не Володька, тот бы из них кровавое месиво устроил, ты его знаешь. А я? Чего делать, ты приказал, я — «слушаюсь, начальник!» Ну а дальше несущественные детали, все — на пленках, сам скоро увидишь и услышишь…
— Очень интересно, — хмыкнул Турецкий и поглядел на майора. У того был вид, будто он кино смотрит.
— Теперь, значит, там. Среди ночи обнаружился гость, который пытался проникнуть в окно. Ну, второй этаж, семечки для того, кто умеет. Короче, у Вовы под рукой стульчик такой, железный, случайно оказался, вроде табуретки. Вот им тот убивец, когда голову свою сунул, и схлопотал себе — прямо в мурло. А у Вовы рука — тебе известно. Чистый трупак, надо понимать. Вова, естественно, подбирать не стал, а утром под окном было уже все чисто. И подмели, и стекла убрали.
— Час от часу не легче! — с трудом хмыкнул Турецкий. — Он что же, еще и окно вынес?
— Нет, только одну створку. Да уже все поправили, застеклили, ты не бойся. И внутри полный порядок. Никто не проснулся.
— Ну слава богу… А что ты намекнул про моего коллегу? Жив и не кашляет?
— Не торопи события, Борисыч, я ж вижу — ты еще не в себе. Майор, найди-ка пару стаканчиков почище. Ему надо лекарство принять, да и тебе не помешает. |