— Ну вот, он и заметил, как бы между прочим. Турецкого, говорит, на вас на всех — и влепил крепкое словцо — не хватает. Ну мы — кто таков? А он — вот у кого глаз! А тут не прошло и двух дней, как мы узнали о решении Генеральной прокуратуры. И откуда все пошло. Я поинтересовался у Валерия Леонидовича, и он ответил, что вы с ним в прошлом году по одному делу пересекались, тоже в связи с авиационной катастрофой.

— Да, это когда Алексей Мазаев во время летных испытаний погиб. И всех чертей ему на шею повесили… А после Героя присвоили… посмертно… было такое. Действительно, пересекались. Только ведь не я один старался, там и его веское слово свою роль сыграло…

— Вот, значит, он вас и запомнил. В том плане, что вы «козла отпущения» не ищете.

— Значит, вы полагаете, что в данном деле экипаж Султанова представили именно этими «козлами»? А куда же ваш досточтимый Найденов смотрел? Он Мне показался человеком мудрым.

— Так ведь в чем хитрость-то? Комиссия еще не сделала и тем более нигде не опубликовала своих окончательных выводов. Зато все, без исключения, средства массовой информации о них откуда-то знают. Все причастные и непричастные к делу. И, вот ведь в чем главная беда, активно поддерживают не существующие еще как бы выводы! Общественное мнение создается, вы понимаете? Идея, овладевшая массами, чтоб ее… Вы внимательно читали материалы, которые собрало следствие? Извините за такой наглый вопрос.

— А чего ж в нем наглого-то? Очень даже логично. Скажу больше, свое присутствие в данную минуту здесь, в кабине пилотов, я могу представить так, что вы были бы, мягко говоря, не против того, чтобы я попросил членов экипажа высказать их профессиональное мнение о погибших товарищах, верно?

— Ну-у… — протянул Нефедов, неопределенно пожимая плечами.

— Я и не возражав, напротив, буду благодарен за искренние, а главное, объективные оценки. Это — первое. А насчет второго? Вот тут и загадка возникает. Уж не ваш ли Найденов и высказал идею подключить меня к данному расследованию? Послушайте, к чему я клоню. Если это так, а не иначе, получается, что Валерий Леонидович не верит ни единому выводу комиссии, которую сам же и возглавляет? Такое разве возможно?

— Трудно представить…

— Трудно! А вот я вообще не представляю, чтоб этому вашему многоопытному, извините, волчаре посторонний ватерпас вдруг понадобился. Это если судить по вашим словам, Сергей Сергеевич. Хотя, если честно, встречался я с председателем аварийной комиссии всего лишь дважды и практически оба раза на бегу. Так что и составить друг о друге стоящие впечатления нам вряд ли бы удалось.

— Тем не менее, как видите…

— Да вижу, — с печальным выражением лица кивнул Турецкий, принимая из рук Тамары вполне приличную чашку с горячим кофе, пахнущим хорошим коньяком. — Но что-то у меня в голове все равно пока не связывается…

— Ваше здоровье, — поднял и свою чашку Нефедов. — А разве нельзя представить себе, что до сих пор расследование опирается главным образом на факты, добытые местными оперативными работниками, которые всего-то и смогли допросить оставшихся в живых пассажиров? Тех, что наверняка пребывали еще в шоке? Так о чем же они могли внятно рассказать? Ведь действуя подобным образом, можно доказать что угодно и выдвинуть любую, удобную кому-то версию? Я правильно употребил термин?

— Кому она удобна, по-вашему?

— Э-э, Александр Борисович, а это уже не моя епархия…

— Вот то-то и оно, дорогой мой генерал… — вздохнул Турецкий и одним глотком допил хорошо разбавленный коньяком кофе.